– Не беспокойтесь, дядюшка! я… я вам помогу, если вамугодно.
– А вот ты и узнал теперь мой секрет! Я ведь говорил, чтонадо дверь за-пи-рать. Ну, мой друг, ты должен не-мед-ленно дать мне своечестное сло-во, что не воспользуешься моим секретом и никому не скажешь, что уменя волосы нак-лад-ные.
– О, помилуйте, дядюшка! неужели вы меня считаете способнымна такую низость! – вскричал Мозгляков, желая угодить старику для… дальнейшихцелей.
– Ну да, ну да! И так как я вижу, что ты благородныйчеловек, то уж так и быть, я тебя у-див-лю… и открою тебе все мои тай-ны. Кактебе нравятся, мой милый, мои у-сы?
– Превосходные, дядюшка! удивительные! как могли вы ихсохранить так долго?
– Разуверься, мой друг, они нак-лад-ные! – проговорил князь,с торжеством смотря на Павла Александровича.
– Неужели? Поверить трудно. Ну, а бакенбарды? Признайтесь,дядюшка, вы, верно, черните их?
– Черню? Не только не черню, но и они совершенноискусственные!
– Искусственные? Нет, дядюшка, воля ваша, не верю. Вы надомною смеетесь!
– Parole d'honneur, mon ami![48] – вскричал торжествующийкнязь, – и предс-тавь себе, все, реши-тельно все, так же как и ты,обма-ны-ваются! Даже Степанида Матвеевна не верит, хотя сама иногда ихнак-ла-ды-вает. Но я уверен, мой друг, что ты сохранишь мою тайну. Дай мнечестное слово…
– Честное слово, дядюшка, сохраню. Повторяю вам: неужели выменя считаете способным на такую низость?
– Ах, мой друг, как я упал без тебя сегодня! Феофил меняопять из кареты вы-валил.
– Вывалил опять! когда же?
– А вот мы уже к мо-нас-тырю подъезжали…
– Знаю, дядюшка, давеча.
– Нет, нет, два часа тому назад, не бо-лее. Я в монастырьпоехал, а он меня взял да и вывалил; так на-пу-гал, – даже теперь сердце не наместе.
– Но, дядюшка, ведь вы почивали! – с изумлением проговорилМозгляков.
– Ну да, почивал… а потом и по-е-хал, впрочем, я… впрочем, яэто, может быть… ах, как это странно!
– Уверяю вас, дядюшка, что вы видели это во сне! Выпреспокойно себе почивали, с самого послеобеда.
– Неужели? – И князь задумался. – Ну да, я и в самом деле,может быть, это видел во сне. Впрочем, я все помню, что я видел во сне. Сначаламне приснился какой-то престрашный бык с рогами; а потом приснился какой-топро-ку-рор, тоже как будто с ро-гами…
– Это, верно, Николай Васильевич Антипов, дядюшка.
– Ну да, может быть, и он. А потом Наполеона Бона-партевидел. Знаешь, мой друг, мне все говорят, что я на Наполеона Бона-парте похож…а в профиль будто я разительно похож на одного старинного папу? Как тынаходишь, мой милый, похож я на па-пу?
– Я думаю, что вы больше похожи на Наполеона, дядюшка.
– Ну да, это en-face.[49] Я, впрочем, и сам то же думаю, моймилый. И приснился он мне, когда уже на острове сидел, и, знаешь, какойразговорчивый, разбитной, ве-сельчак такой, так что он чрез-вы-чайно меняпозабавил.
– Это вы про Наполеона, дядюшка? – проговорил ПавелАлександрович, задумчиво смотря на дядю. Какая-то странная мысль начиналамелькать у него в голове, – мысль, в которой он не мог еще себе самому датьотчета.
– Ну да, про На-по-леона. Мы с ним все про философиюрассуждали. А знаешь, мой друг, мне даже жаль, что с ним так строго поступили…анг-ли-чане. Конечно, не держи его на цепи, он бы опять на людей сталбросаться. Бешеный был человек! Но все-таки жалко. Я бы не так поступил. Я быего посадил на не-о-би-таемый остров…
– Почему же на необитаемый? – спросил Мозгляков рассеянно.
– Ну, хоть и на о-би-таемый, только не иначе, какблагоразумными жителями. Ну и разные разв-ле-чения для него устроить: театр,музыку, балет – и все на казенный счет. Гулять бы его выпускал, разумеется, подприсмотром, а то бы он сейчас у-лиз-нул. Пирожки какие-то он очень любил. Ну, ипирожки ему каждый день стряпать. Я бы его, так сказать, о-те-чески содержал.Он бы у меня и рас-ка-ялся…
Мозгляков рассеянно слушал болтовню полупроснувшегосястарика и грыз ногти от нетерпения. Ему хотелось навести разговор на женитьбу,– он еще сам не знал зачем; но безграничная злоба кипела в его сердце. Вдругстаричок вскрикнул от удивления.
– Ах, mon ami! Я ведь тебе и забыл ска-зать. Представь себе,я ведь сделал сегодня пред-ло-жение.
– Предложение, дядюшка? – вскричал Мозгляков, оживляясь.
– Ну да, пред-ло-жение. Пахомыч, ты уж идешь? Ну, хорошо.C'est une charmante personne…[50] Но, признаюсь тебе, милый мой, я поступилнеоб-ду-манно. Я только теперь это ви-жу. Ах, боже мой!
– Но позвольте, дядюшка, когда же вы сделали предложение?
– Признаюсь тебе, друг мой, я даже и не знаю наверное когда.Не во сне ли я видел и это? Ах, как это, од-на-ко же, стран-но!
Мозгляков вздрогнул от восторга. Новая идея блеснула в егоголове.
– Но кому, когда вы сделали предложение, дядюшка? – повторилон в нетерпении.
– Хозяйской дочери, mon ami… cette belle personne…[51]впрочем, я забыл, как ее зо-вут. Только, видишь ли, mon ami, я ведь никак немогу же-нить-ся. Что же мне теперь делать?
– Да, вы, конечно, погубите себя, если женитесь. Нопозвольте мне вам сделать еще один вопрос, дядюшка. Точно ли вы уверены, чтодействительно сделали предложение?
– Ну да… я уверен.
– А если все это вы видели во сне, так же как и то, что выдругой раз вывалились из кареты?
– Ах, боже мой! И в самом деле, может быть, я и это тожевидел во сне! так что я теперь и не знаю, как туда по-ка-заться. Как бы это,друг мой, узнать на-вер-но, каким-нибудь по-сто-рон-ним образом: делал япредложение иль нет? А то, представь, каково теперь мое положение?
– Знаете что, дядюшка? Я думаю, и узнавать нечего.
– А что?
– Я наверно думаю, что вы видели это во сне.
– Я сам то же думаю, мой ми-лый, тем более что мне частоснятся по-доб-ные сны.
– Вот видите, дядюшка. Представьте же себе, что вы немноговыпили за завтраком, потом за обедом и, наконец…
