посмотрим, — ворчливо промолвил капитан, не отрывая взгляда от начавшего разбег самолета.
Третьим был Степан Микоян. Он взлетел уверенно и, сделав первый разворот, пошел к морю.
«Неплохо, — констатировал генерал. — Но помнит ли он, что при сильном ветре нельзя уходить далеко в море?»
Степан будто подслушал мысли начальника школы и, пройдя вдоль берега, сделал второй разворот.
Туржанский повеселел: «Вот это похоже на расчет и умение… А ну, как ты справишься с моей задачкой?» — и, как и в первых двух случаях, убрал газ.
Лицо Степана не изменилось — спокойное, сосредоточенное. Решение принял мгновенно: с креном в сорок градусов развернул машину под прямым углом к берегу и на высоте пятидесяти метров еще раз развернулся против ветра, пошел параллельно старту.
«Молодец… А как посадишь?»
Самолет плавно коснулся земли и резво побежал, но тут у генерала мелькнула мысль проверить курсанта еще раз.
— Взлетайте! — внезапно скомандовал он.
Степан словно ждал этого: не мешкая, дал газ, и послушный У-2 взмыл над землей.
Туржанский был неумолим: на стометровой высоте снова убрал газ. И на этот раз Степан среагировал мгновенно. Он знал, что при такой небольшой высоте летчик обязан садиться, пытаясь, если позволит обстановка, сделать небольшой доворот, — так он и поступил. А генералу, казалось, и этого мало: когда самолет должен был коснуться земли, он дал газ. Степан вновь услышал:
— Взлетайте!
«Это мы можем!» — торжествует молча Степан и в третий раз уверенно тянет ручку на себя.
Теперь генерал спокоен и дает курсанту свободно выполнить основную задачу: полет по кругу, расчет и посадка. Туржанскому тут же хочется сказать Степану: «Молодец», но он воздерживается — хвалить еще рано.
Споткнулись на генеральских помехах и вводных еще трое. Последними в списке остались томившиеся в ожидании Тимур Фрунзе и Владимир Ярославский.
«Ну-с, а каков ты будешь в воздухе, аэродромный кавалерист?»
Тимур осмотрелся и попросил разрешения на взлет. Разрешение получено.
«Действует без суеты, спокойно», — с удовлетворением отметил генерал и поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы этот курсант не только выполнил все условия полета, но и решил дополнительные задачи. Потом опасливо подумал: «Неужто отстанешь от своего дружка?» Опасения оказались напрасными. Оторвавшись от земли, Тимур повел самолет с завидной уверенностью.
«Неплохое начало, — мысленно отметил генерал. — Посмотрим, каков ты в особых случаях». И на высоте за сто метров, когда самолет с крутым креном пошел на разворот, он убрал газ. «Интересуюсь, поклонник чкаловских трюков, что ты сейчас предпримешь?»
Не убирая крена, Тимур отжал ручку управления от себя и создал наивыгоднейший угол планирования: держа запас скорости, он уверенно продолжал разворот.
«Скажи пожалуйста! — мысленно одобрил генерал, наблюдая за курсантом в зеркальце. — Ну а дальше что?»
А дальше Тимур, развернувшись по ветру, еще некоторое время планировал, а потом быстро бросил взгляд в одну, в другую сторону и с прежним креном смело развернулся еще на сто восемьдесят градусов. Когда до земли оставалось метров двадцать, он точно вышел на прямую и совершил посадку на три точки.
— Взлетайте!
Полный газ — и У-2 в воздухе. Туржанский как-то блаженно откинулся на спинку сиденья и больше уже не вмешивался в действия курсанта.
Самолет энергично летит по кругу, а начальник школы уже подводит первые итоги: «Остался еще один курсант, аэроклубовец, значит, покажет себя не хуже Микояна и Фрунзе. На сегодня двоих, а то и троих выпустить в самостоятельный полет — для группы не так уж дурно». Размышляя так, генерал не ослаблял внимания, самолет плавно снизился и совершил посадку.
— Хорошо, — сказал он тоном, когда под «хорошо» можно разуметь все что угодно, но не оценку. — Вылезайте.
Но Тимур чувствовал, что пилотирование прошло удачно, и поспешно оставил кабину. У самолета уже стоял Ярославский и показывал ему большой палец…
И вот контрольные полеты завершены. Все направляются в квадрат, выжидательно поглядывают на генерала. Олег Баранцевич и другие неудачники прячут глаза — кто досадливо мусолит в губах сухую травинку, кто мнет в пальцах папиросу, ожидая разрешения курить.
Но разрешения курить не последовало. Генерал был предельно краток, и разбор полетов свелся всего лишь к нескольким фразам:
— Как говорится, результат налицо: больше половины курсантов к самостоятельному вылету не готовы. Кто именно, думаю, говорить не стоит. Вижу, командир отряда и инструктор уже сделали в свои памятные книжечки нужные пометки… Верю, многие из вас скажут, что с инструктором получалось нормально, а вот с вами, мол, вышла заминка. Запомните: летчик, тем более военный летчик, а к тому же еще и летчик-истребитель, никогда, ни при каких обстоятельствах не должен теряться. Потеряется — потеряет свою жизнь. — Туржанский помолчал, нагнулся, сорвал зеленую травинку и, размяв ее в пальцах, понюхал и улыбнулся: — Летом пахнет. Значит, время еще есть, носы не вешать, а наращивать мастерство. На сегодня же мое решение таково: допустить к самостоятельным полетам курсантов Микояна, Фрунзе и Ярославского.
Ярославский, широко улыбаясь, покровительственно похлопал по спине приунывшего Баранцевича, ободряюще подмигнул остальным неудачникам.
Туржанский тут же приказал:
— Механик! Берите мою машину и доставьте на предварительный старт «Ивана Ивановича Пескова». Да красные вымпелы не забудьте установить!
«Иван Иванович Песков» — обыкновенный мешок с песком. Его незамедлительно привезли, и механик со знанием дела приторочил балласт ремнями к заднему сиденью. А потом к плоскостям прицепил алые лоскутки: совершается первый самостоятельный полет — дорогу новорожденному летчику!
Туржанский оглядел небо — ослепительная осенняя синь! Он удовлетворенно кивнул и сказал командиру отряда:
— Начинайте…
Первым вылетел Степан Микоян. Тимур, провожая взглядом уходящий в безоблачную вышину самолет, восторженно думал: «А он там один! Свершилось, Степка, свершилось!»
Сделав два круга, Степан Микоян завершил первый самостоятельный полет безупречной посадкой.
Тимур бежит к ограничительным флажкам и, первым стиснув руку товарищу, сноровисто занимает его место. А Степан, с трудом сдерживая рвущуюся наружу улыбку, рубит шаг, подходит к начальнику школы:
— Товарищ генерал, курсант Микоян выполнил первый самостоятельный полет на самолете У-2. Какие будут замечания?
Туржанский, поздравив его, оценил полет и посадку высшим баллом — «отлично».
Тем временем Тимур придирчиво осмотрел приборы, тронул ручку управления — элероны послушно шевельнулись, поводил секторами, взялся за шланг переговорного устройства, но тут же оставил его в покое: «Не с Иваном же Ивановичем Песковым говорить! Он малый покладистый, будет сидеть смирно». И, доложив о готовности, стал ждать разрешения на взлет.
Туржанский вспомнил мастерски выполненные Тимуром развороты, но все же напутственно предупредил:
— Во всех случаях крен не более тридцати градусов. Понятно?
— Слушаюсь! — спокойно ответил Тимур.
Дано разрешение на взлет, и Туржанский
