рук. Так слышишь ли ты, датская собака! — продолжал он угрожающим голосом. — Сейчас же выкладывай мне деньги, не то я дам свисток моим людям, и ты сегодня же отправишься к чертям!
— Уж очень вы горячитесь! — сказал Нильс, стараясь прикинуться весёлым и в то же время тревожно поглядывая на тёмное судно, которое стояло как раз посредине Норезунда. — Полу́чите, полу́чите вашу награду, только наберитесь на час терпения, пока придёт сюда с полными карманами тот, для которого, собственно, вы и нападали-то на это судно.
— А кто он таков? — спросил Скитте.
— Это вас не касается.
Пират помолчал с минуту, а затем снова спросил:
— Да товарищ-то ваш сюда придёт?
— Да, сегодня обещал здесь быть, — отвечал Нильс. — Потому-то я и условился с вами, что мы здесь в лесу сойдёмся. Ну, а уж вы-то не упрямьтесь, сообщите мне всё, что знаете. Что там у них в ганзейских городах готовится и что намерены они предпринять против аттердага?
— Или вы меня за дурака считаете? Думаете, что я вам хоть словом обмолвлюсь, прежде нежели вы мне старый долг уплатите? Нет-с, господин ювелир, мы, финны не так ещё глупы, как, может быть, вы предполагать изволите! И у нас ведь тоже есть такая поговорка: сначала деньги на стол, а потом и товар на воз!
Нильс пробормотал что-то себе под нос и стал ходить взад и вперёд, между тем как Скитте преспокойно продолжал сидеть на своём месте.
Время тянулось невыносимо медленно, и прошло времени немало... Уже начинало вечереть, и туман стал лёгкой дымкой отделяться от воды, когда наконец в южном направлении показался парус небольшого одномачтового судна, которое и бросило якорь вблизи того места, где находились Нильс и Скитте.
С этого судна сошёл Кнут Торсен. Им было судно нанято специально для этой поездки.
Нильс пошёл навстречу подплывавшему Торсену, который прибыл прямо из Любека, в нескольких словах сообщил ему о происшедшем в доме Госвина Стеена и закончил словами:
— Сын порвал всякие связи с отцом — и я, значит, отмщён!
— Точно так же, как и я отплатил за себя на Визби! — сказал Нильс, посмеиваясь с торжествующим видом. А зачтём самым тихим шёпотом добавил: — А что? Стеен выплатил вам деньги?
Торсен утвердительно кивнул головою.
— Ну, и прекрасно, потому Петер Скитте ожидает своей награды.
Хотя финн никогда ещё не видывал Торсена, но раскланялся с ним как со старым знакомым. Когда Торсен выплатил ему условленную сумму, то его рожа искривилась даже в какое-то подобие улыбки.
Зоркий и сметливый Нильс тотчас заметил по выражению лица Кнута Торсена, что общество финна ему не особенно приятно. Поэтому он постарался отвлечь его внимание на другой предмет и обратился к Торсену с вопросом:
— А как там вообще в Любеке?
Бросив ещё раз взгляд в сторону финна, который жадно пересчитывал полученные деньги, Торсен отвечал:
— У меня не было ни времени, ни охоты исследовать настроение города, в котором, как вы знаете, после взятия Визби к нам, датчанам, никто особенно не расположен.
— Ха! Ха! — отозвался Скитте, с величайшим удовольствием набивая карманы полученным золотом. — Вы не знаете? Так я вам могу сообщить все любекские новости.
— Так говорите же! — подстрекал его Нильс.
— Почему и не сказать, если вы не пожалеете за мой сказ заплатить как следует.
— Ненасытная утроба!
— Я ведь тоже кой-какого ума от ганзейцев понабрался: знаю, что товар следует продавать как можно дороже.
— Да мы от вас никакого товара и не требуем! — с досадою огрызнулся Нильс.
— Товара не требуете, а слова желаете услышать, которые для вас дороже всякого товара! Вы эти слова потом самому королю аттердагу на вес золота продадите! Знаю я, что вы его ищейки!
Нильс вскипел, а финн продолжал, смеясь:
— Вы ужасно как смешны, когда обозлитесь! Может быть, вы ещё и шутом не служите ли при дворе-то?
Нильс стиснул кулаки, но пират стал хохотать ещё громче. Он поднялся с песка, потянулся и, ухмыляясь, заявил, что ему уж пора возвратиться на корабль.
— Так повремените же ещё немножко, — с досадою проговорил Нильс. — Сколько же, собственно, желаете вы получить за сообщение мне известий о положении дел в ганзейских городах?
Скитте тотчас принял вид человека чрезвычайно равнодушного и заломил порядочную сумму. После некоторого торга Нильс сошёлся с ним на какой-то сумме, и, когда он отсчитал финну определённое количество золотых, тот начал так:
— Между шведским королём Магнусом, его сыном Ганоном Норвежским и ганзейскими городами решено заключить союз. Магнус и Ганон вчера только что вернулись из Грейфсвальда, где происходило большое совещание. Мой родственник состоит на службе при королевском дворе, и с его-то помощью мог я пробраться в замок и там, из-за двери, слышал, что в Грейфсвальде много было споров между посланцами различных городов прежде, нежели они пришли к соглашению. Затем решено было воевать.
— Так неужели же ганзейцы дерзнут напасть на аттердага? — спросил Торсен с изумлением.
— Ну, что же! И останутся с длинным носом, — посмеялся Нильс. — Рассказывайте дальше, Петер Скитте.
— А вот тут-то и начинается самое любопытное, — заявил Скитте с таким хитрым выражением лица, что он действительно напоминал собою лисицу. — Недурно бы только, господин ювелир, получить с вас ещё хоть червонец.
Такой неожиданный переход ужасно взбесил Нильса, но его гнев очень скоро прошёл, когда финн заявил, что это он пошутил, чтобы ещё раз потешиться — посмотреть, как мейстер Нильс изволит гневаться.
— Уж очень он смешон, когда сердится, — смеясь, заметил он Торсену и затем продолжал свой доклад: — Магнус и Ганон обязались ещё до дня св. Мартина выставить две тысячи рыцарей и вооружённых кнехтов, с кораблями и всем воинским снаряжением, для борьбы против Вольдемара и морских разбойников на Шонене, Эланде и Готланде...
— Неужели так и было сказано? — перебил его Нильс. — Или это уж вы от себя придумали?
— Я повторяю только то, что я слышал своими ушами, — утверждал Скитте, — и я признаюсь, что мне трудно и неприятно произносить это слово: «разбойники»... Выражение глупое и несправедливое, которое так и напоминает о секире палача! — Он с отвращением поморщился и продолжал: — Короли на тот случай, если бы им не удалось собрать сумму, необходимую для покрытия
