не нравится, что их убьёшь ты.
— Вы боитесь за меня? — удивилась девушка.
— Это тоже. Но куда больше мне не нравится то, что война делает с людьми. Она сделала это с многими, включая меня, и это не то, что должно происходить с девушками.
— Я дочь владетеля, — пожала она плечами.
— Это мне тоже не нравится.
— Почему?
— Потому что это тебя ограничивает. Дочь владетеля — это меньше, чем Калидия, а не больше, как ты думаешь. Калидия может быть кем угодно и какой угодно, а дочь владетеля только дочерью владетеля. Не человек, а функция. Калидия свободна, дочь владетеля — перчатка на руке отца. Насажена жопой до самого локтя, до его пальцев в мозгу.
— Фу, ну у вас и сравнения, — хмыкнула Калидия. — Но я поняла, о чём вы. Да, вы в чём-то правы. Но я не выбирала, кем родиться, и я такая, какая есть.
— Ты ещё не знаешь, какая ты есть.
— Может, и не узнаю! — она отмахнулась и пошла к лестнице. — А может, там и знать нечего. Я за оболочкой. Багха, просыпайся! Пора нанести пару визитов!
— Ушла? — Алиана пришла на стену, как только Багха со всадницей канули в кромешную темноту осенней ночи.
Сегодня небо затянуто тучами, нет даже света звёзд. Не видно вообще ничего, тем более, с моим стухшим зрением. Большого смысла сидеть тут ― нет. Но вовсе не выставлять постов, когда замок в осаде, тоже как-то неправильно. Хотя бы какая-то иллюзия контроля. Может быть, когда нас начнут штурмовать, атакующие наступят в говно, выругаются, и я пальну на звук. Багха поназакапывала за стенами изрядно, не местность, а кошачий лоток. Во дворе ей Калидия гадить запретила. Слушается — в оболочке она полная хозяйка.
— Ускакала, — ответил я Алиане. — Наш всадник без головы.
— Почему без головы? — обиделась за подругу не владеющая контекстом Алька.
— Просто выражение. И да, с башкой у неё так себе.
— Она умная!
— Одно другому не мешает. Поствладетельский паттерн саморазрушения её однажды достанет.
— Я не поняла, — вздохнула Алиана, — вы иногда говорите слишком сложно.
— Калидия всю жизнь пытается доказать себе — а точнее, «внутреннему отцу», — что она владетель. Полноценный, а не полукровка не того пола. Получить признание и одобрение в этом качестве. Чтобы Креон однажды сказал: «Прости, я недооценивал тебя, дочка. Не нужен мне никакой «настоящий наследник», ты справилась, ты лучшая, вот теперь я тебя люблю». Но Креон, способный такое сказать, существует лишь в её голове.
— Да, отец у неё жуткий, — согласилась Алиана.
Она забралась в моё импровизированное гнездо — Берана принесла в угловую башенку небольшой диванчик, а одеял я уже сам натаскал. Ночами прихватывают заморозки, утром на крышах иней. Залезла, прижалась плечом. Тёплая, мягкая, хорошо пахнет молодой девушкой. Теперь мне на девушек только любоваться, но всё равно приятно.
— Дело не в том, что он жуткий, а в том, что она с детства пытается добиться от него подтверждения собственной ценности, и не получает его. Калидия была готова отказаться от себя, стать мальчиком и умереть — лишь бы стать для отца значимой. Но даже тут я её обломал.
— Поэтому она на вас постоянно злится?
— Да, хотя и не отдаёт себе в этом отчёта. За это, а ещё за то, что не дал героически погибнуть, оставив за собой последнее слово в споре с отцом. Теперь он где-то там делает свои важные дела, восстанавливает Дом, ждёт ребёнка — нового настоящего наследника, — а она ошивается в жопе мира, пытаясь защитить замок, который Креону, судя по всему, не особо-то и нужен.
— Она же не наделает глупостей? — встревожилась Алиана.
— Обязательно наделает, — вздохнул я. — Будем надеяться, что не летальных. Потому что в глубине души её тянет не столько к победе, сколько к героической гибели. Паттерн саморазрушения, как я сказал.
— Но почему?
— Потому что она недостаточно верит в себя, чтобы верить в победу. Отец никогда не принимал её всерьёз, и она не может принять себя сама. Пытается доказать, что достойна, но любое её достижение обесценивается внутренним отцом. Любое — кроме смерти. Её не оспоришь.
— Михл, вы ужасный человек, — сказала Алиана с осуждением, но не отодвинулась. — В вашем препарировании людей совсем не остаётся места любви.
— Хочешь, чтобы я объяснил, почему ты влюбилась в Калидию?
— Ни в коем случае! Не лезьте в это своими холодными медицинскими руками!
— Руки у меня мёрзнут, потому что я старый, — сказал я примирительно. — Кровообращение не очень.
— Простите. Я понимаю, что вы на самом деле не злой. Наверное, у вас тоже было в жизни много боли. Но я верю в любовь. Я люблю Калидию, она любит меня, мы справимся. Главное, чтобы она не пострадала.
— Увы, нам остаётся только ждать и надеяться. Помочь мы ей не в силах. Хочешь чаю? У меня тут термос.
— Давайте.
Я налил горячий сладкий чай в крышку термоса, и мы отхлёбываем из неё по очереди.
— А вы правда можете вот так же препарировать мои чувства к Калидии?
— Что, — усмехнулся я в темноту, — синдром Синей Бороды?
— Я опять вас не понимаю!
— Всё время забываю про культурный багаж. Это старая страшная сказка из моего мира. Пересказывать не буду, но мораль в том, что женское любопытство порой заводит туда, куда лезть не стоило.
— Ну да, — вздохнула Алиана и прижалась плотнее, — я понимаю, что это знание не сделает меня счастливее. Скорее, наоборот. Но теперь меня гложет — а вдруг со мной что-то не так?
— С тобой куча всего не так, и ты это сама прекрасно знаешь. Ты сирота, выросла в атмосфере высококонкурентного моногендерного коллектива со стайной моралью, ты подвергалась постоянному психологическому и физическому унижению, а также сексуальной эксплуатации. Для такого анамнеза ты просто поразительно нормальная девушка.
— Правда?
— Клянусь. Твоей психической устойчивости можно позавидовать. А ещё твоей способности принимать решения и добиваться своего.
— А я думала, что неудачница…
— Ты-то? Ты прогрызла себе дорогу в дом Родла, преодолев жесточайший отбор среди высокомотивированных соперниц. Приз сомнительный, но других не было, и
