Эх, днём надо было рассмотреть часы в темноте. Что-то мне подсказывало, что белый тоже светился до того момента, как его луна пропала в небесной дыре.
Я, усмехаясь под веселье солдат, отказался от предложенной выпивки, встал, и подсел ближе к Елене. Земля была холодная, но мне было не привыкать. Хотя тощий зад Василия ещё надо было намозолить.
— Ты говорила, что сможешь услышать предков, — тихо сказал я, вытягивая из кармана тусклую монету.
Она с интересом глянула на меня, её брови подпрыгнули.
— Василий, ты вспомнил вдруг, что мы были друзьями? — неожиданно холодно произнесла она.
Я аж чуть не поперхнулся, да так и застыл, сжимая шнурок от монетки. Твою псину, этого я не учёл.
Мне казалось, что у моего Василия не особо с бабами… А тут на тебе, первый же оракул, с которым можно поболтать по душам, и вдруг предъявляет мне что-то об отношениях.
— А чего ты меня днём защищала-то? — не выдержал я.
— Ну, потому что Плетнёв — придурок побольше, чем ты, — без улыбки ответила Елена.
Я задумчиво уставился на монетку. Девушка бросала на неё равнодушный взгляд, и мне показалось, что она уже не раз видела эту вещицу.
Ну, Васёк, услужил.
— Так, — я потёр подбородок, — Вообще-то, я ничего не помню.
Елена распахнула глаза пошире, потом сузила, посмотрев на меня с особым презрением:
— Это просто замечательно, — и, сев вполоборота, отвернулась, стала смотреть в ночную степь.
Я едва не выругался. На простых знакомых или сокурсников так не обижаются.
Лишь спустя пару секунд до меня дошло, что для примирения я выбрал не лучшую фразу: «Я ничего не помню». Если вспомнить мою Алёну, она б меня за такое убила.
Огонь костра весело блестел на тёмных волосах Елены. Оглянувшись, я поймал взгляд усатого Хомяка. Тот сразу же показал мне большой палец, и одобрительно кивнул. Мол, девки, это по-нашему.
Да чтоб тебя, почему же мой Василий не испытывает никаких эмоций? Ведь там, в машине, этот жжёный пёс мог хоть как-нибудь намекнуть, что его с этой тёмненькой что-то связывает.
Я всё-таки уловил эмоцию от седого хозяина тела. Это было что-то вроде смеси горделивой обиды с благородным чувством правоты. Ясно, что разлад у них уже давнишний.
Ну, мне на обиды Василия было наплевать, и я, тронув Елену за плечо, сказал:
— Ты это, я про оракулов сегодняшних говорил. Меня же один проверил, так мне память и отшибло. Не дуйся, короче…
Елена не ответила, и я вернулся к костру.
— Бывает, — поморщился Сивый, снова предлагая выпивку.
В этот раз я не отказался, взял фляжку, но на всякий случай покрутил головой. Нет ли где командования.
Потом только до меня дошло, что эта привычка осталась у меня ещё с той жизни.
— Ого, а вылунь-то у нас мозговитый, — Хомяк заметил мою реакцию, — Ищет командира, прикинь? Здесь я, рядовой, — он засмеялся, и ткнул Сивого в плечо.
Тот потёр плечо и скривился.
Напиток был некрепким, но пахучим. И, надо сказать, недурным. С такого сильно не напьёшься, но и налегать явно не стоит.
Пригубил я совсем немного, потому как возможностей тела не знал. Мало ли, вдруг мой Васёк с одной рюмки упадёт?
Сивый в это время обратил внимание на монетку, которую я так и держал в руках.
— О, знакомый герб.
— А? — спросил я, не веря своему счастью, — Уже видел его?
— Конечно. Раньше сильный род был, это в соседнем краю. А откуда он у тебя?
Я чуть не поперхнулся, и отдал фляжку обратно. И что отвечать?
— Ему от деда досталось, — громко ответила Елена, — А он служил в том краю.
Мне едва удалось сдержать вздох облегчения. Всё-таки, зря пригубил настойку, соображать хуже стал.
Оракул снова демонстративно отвернулась, но в её взгляде я заметил потепление. Ладно, приставать к ней не буду, ещё полчаса подожду, она сама дойдёт.
— А, служил, — белобрысый уважительно посмотрел на меня, — В крови, значит, смелость.
— Борзовы да, сильные были, — кивнул Хомяк, — Ты же про них говоришь, Сивый?
Я с недоверием посмотрел на амулет, на чеканенную пёсью голову. Борзовы, значит. А почему я тогда Ветров?
— Да, про них. Только странная монета, не видел таких. Тут же ещё государев знак.
Я понял, что он про корону с другой стороны. Да чтоб тебя…
— У них же была награда от государя, помнишь это дело?
Сивый кивнул:
— Жалко, конечно, сильный род был…
Захрустела трава, мы все повернулись. Из темноты показались два силуэта.
— Ну, что там? — спросил Хомяк.
— Чисто, — ответил один из вернувшихся солдат и с удовольствием уселся рядом с костром.
Протянул белобрысому кружку и тот, недовольно поджав губы, всё же плеснул туда немного.
Второй продолжал стоять, почёсывая затылок.
— Так, — Хомяк с подозрением уставился на него, — Так чего там?
— Да ну это, младший сержант, я…
Первый патрульный у костра вскинул голову, со злостью глядя на напарника, но промолчал.
— Если вы шутить надумали со мной, недолунки… Рябзин, говори, я сказал!
— Да мы к вертуну подходили, и он там… это… Ну, шумит.
— Шумит он, — язвительно повторил его напарник, — Ты маг, что ли, а?! В вертунах, умник, он разбирается.
— Так я ж у такого вырос, — попытался оправдаться второй, — Ну, знаю, как шумят.
Наверняка всю дорогу до этого один другому твердил, что рассказывать об шуме не стоит. Потому что реакция у командира будет предсказуемой, и шума будет ещё больше.
Хомяк встал, кивнул патрульным:
— Так, передайте по другим отделениям, — он нагнулся, взял винтовку, — Пусть готовятся, по окопам рассаживаются.
— Да в пробоину тебя, младший сержант, — вздохнул Сивый, но послушно стал вставать, — Хорошо ж сидели.
Судя по глазам злого патрульного, который залпом допил содержимое кружки, он думал точно так же. Ну, а второй, который «слышал», сразу как-то сник:
— Да, может, мне и показалось…
— Я сказал, брысь отсюда, — рявкнул Хомяк, и обоих патрульных сдуло.
— Сюда бы привратника хоть одного, тот бы сразу сказал, в чём дело, — задумчиво сказал белобрысый.
— А государя тебе не подогнать с когортой магов Второго дня?! — рявкнул Хомяк, — Быстро все на позиции!
Солдаты стали расходиться. А командир отделения на мгновение застыл, потом всё же повернулся к Елене:
