Книга На гуме - Глеб Берг

– Вас понял, – ответил я, – спасибо товарищ подполковник. До понедельника!

После этого разговора, я взяв себя в руки, более или менее аккуратно посещал занятия в четвертом семестре, лишь изредка съебываясь после обеденного перерыва и со временем ушел с последнего места в рейтинге, став третьим или даже четвертым с конца. Впрочем, на зачете в конце мая я с треском провалился, не ответив ни на один вопрос. Честно говоря, на лекциях я даже не пытался запоминать всю ту муть, которую до нас пытались донести, предпочитая конспектированию тетрис. Понимая, что на пересдаче мне даже списать будет неоткуда, я направился прямиком к Окороку.

– Петр Сергеич, разрешите войти, – попросил я, застав его на кафедре в день, когда не было занятий.

– А, Г., ну, заходи, раз пришел.

– Я тут вот что подумал, – перешел я сразу к делу, – я трезво оцениваю свои способности и понимаю, что за знания мне зачет все равно не получить, так может быть я хоть материальную какую пользу принесу, а, товарищ полковник?

– А что ты можешь, Г., какую пользу? – скорее утверждал, чем вопрошал он.

– Ну, бытовую технику может какую надо? – предложил я и, прикидывая, что дома у меня есть лишний телевизор, хотел было предложить его, но у полковника над головой как будто загорелась лампочка.

– О! Знаешь, что, Г., нам на кафедру нужен телефон без провода, с кнопками. Сможешь?

– Так точно, товарищ полковник! Рад стараться, – не ожидая такого подарка судьбы, я наобум стал сыпать стереотипными армейскими клише.

– Ты еще скажи, служу Советскому Союзу! Давай, Г., купи и приходи с зачеткой, – подытожил он.

Все оказалось проще, чем отнять у ребенка конфету. Немного показного пиетета и купленный на Горбушке китайский телефон за девятьсот рублей освободили меня от лишнего мозгоебства и нервотрепки. К тому же оставшегося от взятых у мамы на решение проблемы двухсот долларов хватало еще на три веса фена или шесть грамм гашиша. Мне начинало нравиться на военной кафедре.

12

Устав от маминых упреков и Алисиных слёз, незадолго до начала сессии я твердо решил завязать с синтетикой. Апрель уже был на исходе, солнце грело все сильнее, тухлые кучи залежавшегося снега постепенно таяли, встречаясь лишь во дворах домов, а испещренный трещинами дорожный асфальт напоминал миндальное печенье. Я торопился в МГУ к третьей паре, начинавшейся в 12:10, но не с целью посетить лекцию, а рассчитывая с кем-нибудь накуриться. Не успев добраться до МГУ, я позвонил Гамлету, чемпиону Еревана по пинг-понгу, и выяснил, что у Мини-Геры завалялся камень отличного гашиша.

Выйдя из такси через дорогу от цирка, я прошел через массивную каменную арку и оказался у первого ГУМа. Бесконечная вереница студентов и преподавателей тянулась ко входу от самого метро Университет. На скамейках у фонтана, за зиму превратившегося в выгребную яму, курили диссидентствующие филологи и философы – кто с книгой, кто с гитарой, кто с бутылкой. Войдя в корпус и миновав гардероб, я оказался на большом сачке. Охранник в зеленой форме лениво зевал, прищуренным глазом провожая мелькающие студенческие билеты; с тыла, из расположенного у пропускного пункта аптечного киоска, его надежно прикрывала старая ГБ-шница, зорким взглядом высматривая неблагонадежных и при случае отказываясь продавать им пипетки и детский сироп от кашля; здесь же на зажатой между двух холодильников стратегической точке с сушняком и сигаретами орудовала Фатима, продавщица и по совместительству кентуха всех пацанов и агентов, кентов и клиентов.

– Салам алейкум! Как сам? На хате ровно все? Пятьдесят рублей… Ай, красавчик, смотрю на тебя и сердце радуется! Сто три рубля с тебя, – не умолкала она, словно работала на конвейере, успевая обмениваться новостями, справляться о здоровье матушки или хвалить новую куртку своих покупателей, выстроившихся в очередь во время перерыва.

За холодильником у Фатимы собиралось собирался клуб по интересом – наряду с кафе Макс и малым сачком бывший одним из эпицентров университетских движений. Причем движений не как за права меньшинств или независимость Окинавы, а как «салам алейкум тем, кто на движеньях!». Именно здесь я и нашел Гамлета в компании еще нескольких человек.

– Пацаны, не обессудьте, парнягу ненадолго заберу у вас, – поздоровавшись с каждым персонально, произнес я дежурную фразу и под руку увел Гамлета в сторону.

Афишировать перед четкими борцухами, что мы курили гашиш, было излишне.

– Че там, где этот уебан? – спросил я, когда мы остались наедине.

– Гера? На семинар ушел.

– Он тебе оставил шабануть?

– Неа.

– Братан, это плохо, – нахмурился я, – нам надо срочно дунуть и ехать в кино. Где у него семинар, ты знаешь?

– Напиши ему, – предложил Гамлет.

Так я и сделал. В ходе короткой смс переписки, стало очевидно, что Гера не горел желанием отламывать нам от своего куска, предпочитая покурить вместе с нами после пары, но я уже все для себя решил и не намерен был ждать целый час. Действовать надо было решительно – поэтому на одном из стендов мы посмотрели расписание его группы, нашли аудиторию и постучались в дверь. Не дожидаясь ответа, я сам приоткрыл дверь и кивнул преподавателю.

– Простите, можно сына на минутку? – с поставленным кавказским акцентом попросил я.

– А кто ваш сын? – удивился молодой препод.

– А вот, Пачкунидис, – заглянув в аудиторию, показал я пальцем на щеголевато одетого Геру и поманил его рукой, – Гера, сынок, иди сюда, ну!

Смешавшись, Гера поднялся и посеменил к выходу. Видно было, что его одногруппники с трудом сдерживали смех.

– Э, ебанат, ты че творишь, какого сына? – полушепотом заговорил Гера, прикрыв за собой дверь.

– Отломи нам с Гамлетом гашиша, ебанат.

– Ебаный свет, ты из-за этого меня выдернул? – возвел он к потолку руки.

– Давай-давай, ломани.

Причитая то ли по-гречески, то ли по-турецки, Гера достал из кармана кусок.

– Давай я сам ломану, – забрал я его из Гериных рук и оторвал чуть меньше половины, – пара закончится, звони. В кино поедем.

– Хорошо, – кивнул он, возвращаясь в аудиторию. Из-за закрывшихся за его спиной дверей донесся взрыв смеха.

Дунув в туалете у банка, мы дождались Геру и дунули снова после чего выдвинулись в кино. Потоки рычавших и клокотавших машин неслись в обе стороны по проспекту Вернадского, прерываемые только красным сигналом светофора. Тогда было