не принято пропускать пешеходов даже на зебре, поэтому к моменту, когда шлейф из автомобилей, успевших проскочить на потухший зеленый, миновал переход, у нас было только несколько секунд, чтобы с риском для жизни добежать до разделительной полосы, так как следующий поток машин уже со скрежетом рвался на вновь включившийся зеленый сигнал свет.
Так, в два этапа преодолев пешеходный переход, мы встали у обочины напротив цирка. Подняв руку, я сразу же остановил тачку.
– Фрунзенская, сто рублей.
– Сто пятьдесят хотя бы дай! – стал торговаться моторист.
– Да сто отличная туда цена, за сто всегда туда уеду! – возразил я.
– Э, вас три человека. По полтиннику скиньтесь, ну!
– У тебя маршрутка что ли? – рассердился я и, не дожидаясь ответа, уселся на переднее сидение, – давай тогда меня одного за полтос отвезешь.
– Не, какой за полтос? – вытаращил глаза моторист, – ты прикалываешься? Нет!
– Э, в плане «нет»? Пятьдесят рублей с человека, твои слова?
– Я имел в виду с каждого!
– Ну вот, если я один еду, значит, я – каждый. Или ты за свои слова не отвечаешь?
– Отвечаю, как не отвечаю!
– Ну, а че стоим тогда?
– Э, слышь, – возразил таксист.
– Бля, я слышу дальше чем ты видишь, – отрезал я и, выдержав паузу, добавил, – охуеешь.
– Брат… – смягчившимся тоном пропел таксист.
– Да, какой я тебе «брат»? Давай, поехали!
Он не трогался.
– Брат… – повторил он.
– Или, кайф, могу тебе еще полтинник накинуть, но тогда пацанов с собой возьмем.
– Ладно, – раздосадовано ответил он, – пусть садятся, поедем за сто.
– Поехали, пацаны, – позвал я Геру и Гамлета, со стеклянными выражениями убитых глаз наблюдавших за развернувшимся представлением.
Плюхнувшись в машину, мы расслабились, стали глупо шутить и громко смеяться. Солнце огромным желтым диском висело в безоблачном небе над нашей пыльной шахой, по Москве-реке словно лебеди гребли свежевыкрашенные речные трамвайчики, а по набережной взад-вперед уже вовсю гуляли москвичи и гости столицы. Впереди нас ждала сессия – последний рывок перед летними каникулами и незаслуженным отдыхом, а меня еще и мучительный реабилитационный период без спидов и таблеток.
ТРЕТИЙ КУРС
1
Третий курс начинался там же, где прошли два предыдущих – в кафе Макс МГУ. Прохладным пасмурным днем 1 сентября 2005 года Муслим, Барышник и я сидели за круглым столиком в курящей зоне почти у самого прохода и делились новостями – их накопилась масса, так как за лето мы ни разу не виделись. Барышник довольно безразлично описывал как в конце июня, будучи в Дюссельдорфе, замутил у какого-то турка спидов, заглянул в местное казино и, засунув в игровой автомат кредитку с полусотней тысяч долларов, отведенных ему на все лето дедом, за ночь просадил все до копейки.
– Да пиздец ты! – возмутился Муслим, дослушав историю до конца.
– Да – пиздец, – поддержал я. – Муслим, сам-то что летом делал? На регион летал?
– Да, на хате был, – ответил он, – там хорошо летом – горы, свежий воздух, шашлык, шмаль…
Я уже было представил себе заснеженный, отороченный облаками Эльбрус в красных лучах предзакатного солнца – такой, каким он предстает на фото в детских энциклопедиях, и глухо тонированные "семерки" со свистом проносящиеся по утопающим в зелени улицам Нальчика, всегда представлявшегося мне сказочным городом вроде Камелота или Ривендейла.
– Салам алейкум, пацаны, – прервал нас заглянувший в Макс Бабрак.
– Вуалейкум салам, – поднявшись со стула, от души приветствовал его Муслим.
– Здарова, братан! Как сам? – поднявшись, я приобнял его, а затем то же сделал Барышник.
– Да, ничего, жив, вроде, – улыбнулся он в ответ, – у вас нормально все?
– Со дня на день, братан, – качнул головой Муслим.
– Ладно, пацаны, я подойду еще, – кивнул Бабрак и двинулся дальше.
– Давай, братан, увидимся, – бросил ему вслед Барышник и стал рассказывать другую историю. – Я, короче, на той неделе в Москву вернулся – надо, думаю, кокос мутить. И знаешь, где мутку нашел?
– Ну? – закрыв пальцем одно из отверстий опущенной в газировку трубочки, поинтересовался я.
– В ГНК.
– Она секим! – восторженно воскликнул Муслим. По-узбекски это означало «мать ебал» и, хоть в МГУ не встречалось узбеков, фраза эта была довольно расхожей в околомаксовских кругах.
– Того рот ебал, – как бы в подтверждение своих слов выпалил Барышник, – меня с телкой познакомили, которая в ГНК в отделе вещдоков работает. Вот она и банчит по полтора касаря вес.
– С кайфом, – несколько равнодушно кивнул я, заливая дымившийся в пепельнице бычок набранной в трубочку газировкой. Все лето я в целом держался, но пару раз все же нанюхивался, так что боялся сорваться вновь.
– Еще бы не с кайфом! – срываясь то ли на фальцет, то ли на ультразвук, возмутился Муслим, – меньше, чем за три касаря, хуй ты в Москве вес кокеса замутишь!
Я положил трубочку на стол и закурил сигарету. Не смотря на то, что мне удалось завязать, разговоры о наркоте занимали меня больше всего на свете. К своему ужасу, я уже начинал прикидывать, не замутить ли мне пару весов, как нас снова прервали.
– Здарова, – Муслиму протянул руку проходивший мимо квадратный тип со смешным акцентом и с перстнем Версаче на среднем пальце. Я не знал его имени, да и здоровались мы через раз, но, если случалось столкнуться ночью в клубе, то обнимали друг друга так, словно были кровными братьями.
– Здарова, – едва приподняв со стула пятую точку, приветствовал его Муслим.
Мы с Барышником проделали тоже самое, только молча.
– Это че за олень вообще? – уточнил я, когда перстень ушел.
– Хуй его, братан – чей-то близкий походу, – отмахнулся Муслим и обратился к Барышнику. – Вообще, Вова, это палево в ГНК мутить.
– Я, братан, знаешь, еду за кокаином, как будто еду за золотом, – откидывая со лба длинную челку, задумчиво произнес Барышник и, выдержав вполне себе театральную паузу, добавил, – но на самом деле я еду за своей смертью.
– Э, ты ебанулся, фраер? – услышав это, Муслим чуть не подавился апельсиновым соком; его переполняли эмоции – он набрал их полные легкие, и теперь обрывисто выпускал наружу, – да я от тебя, ебанат, за два года ни одного интеллигентного слова не слышал! А теперь – я ебу! – он прозой заговорил!
Меня эта история тоже позабавила, но мне показалось, что со стороны Барышника это был просто сарказм, а потому я не придал его словам такого значения.
Я взял со стола бутылку с Вовиной минералкой, сделал глоток и стал не в кипеш оттягивать уголок глаза, чтобы
