Не могу перестать думать о том, что было бы, если бы я не подменила подругу на этом проклятом аукционе!
Может, Санников никогда бы больше и не появился в моей жизни!
С другой стороны, — сумели бы мы найти деньги на операцию сестре? Ни один банк не соглашался выдать нам кредит… Хотя… Сейчас я думаю, что можно было даже и вернуться во Францию! Черт с ним, согласилась бы на предложение хозяина модельного дома, если уж не было никакого другого выбора! Все лучше, чем этот невозможный человек!
Но что уж махать руками после драки…
— Надень, София, — и снова приказ. Ледяной. Четкий. Подавляющий волю. — Тебе удивительно идет это колье. Даже я не выбрал бы лучшего.
Послушно беру украшение, с кажущимся оглушительным щелчком застегиваю на шее.
Золото и камни теперь будто обжигают кожу. Как будто я надело ярмо, ошейник, делающий меня принадлежащей Санникову рабыней. Их игра теперь слепит глаза.
— Еще шампанского, — он не спрашивает, просто наливает в бокал, вкладывая его в мою руку.
— Мне, пожалуй, хватит, — пытаюсь опустить на стол, но Санников подхватывает ножку бокала пальцем, заставляя приподнять его снова.
— За наше будущее, София, — с нажимом выговаривает он.
Вот так просто.
Даже пить и есть я должна по его приказу. Даже в этом со мной никто не будет считаться.
Сжимаю зубы, напоминая себе, что все это — ради сестры.
Ладно. Ради ее жизни можно потерпеть. Но как долго все это будет длится? И на сколько меня хватит, прежде, чем я сорвусь, и вместо того, чтобы быть послушной собачонкой, залеплю Санникову смачную пощечину? Так, чтобы даже в ушах у него зазвенело… У меня тяжелая рука, несмотря на то, что ладони маленькие…
— Попробуй утку, — как будто ничего не происходит, Санников продолжает делать вид, что ухаживает за мной, подкладывая еду в тарелку.
Послушно ковыряюсь в еде. Лучше не спорить. А то сорвусь и наговорю столько, что наша сделка закончится прямо сейчас. Хотя, не факт, что даже после этого он меня отпустит. Может, просто не станет исполнять того, что пообещал, и все равно запрет в своем доме! После того, что он наговорил в кабинете моему отцу, я такому повороту событий даже не удивилась бы!
— Праздничного торта нет. Как насчет взбитых сливок с фруктами?
Морщусь. Когда я нервничаю, вообще ничего есть не могу, перед показами иногда целыми сутками ничего, кроме кофе, в себя впихнуть была не в состоянии. А сейчас тем более. К тому же, весь этот ужин — просто пытка. Чем больше оттягиваешь то, что должно произойти, тем больше нервов и напряжения. Я и экзамены устные всегда шла сдавать первой. Потому что ожидание меня всегда развинчивает. Эх, где те времена, когда все мои переживания сводились к экзаменам и показам!
— Мне достаточно. Даже слишком много.
— Жаль.
Санников встает со своего места. Впервые за вечер подняв на него глаза, вижу, как бушует в его взгляде ярость. Хоть лицо до ужаса спокойно и непроницаемо.
— У меня на них были большие планы, — даже не усмехается, просто есть меня глазами.
— Ну, раз ты решила закончить ужин…
Санников подходит ближе. Наклоняется так, что меня буквально затапливает его запахом. Терпким, горьковатым, таким резко-мужским, что сразу возникает ассоциация с охотой и опасными зверями. Его дыхание обжигает шею, и я прикладываю все свои силы, чтобы не вздрогнуть и не отшатнуться. Снова впиваясь в вилку так, что, кажется, скоро ее сломаю. Или собственные пальцы.
Подхватив за локоть, он резко дергает меня вверх, заставляя подняться.
— Тогда — раздевайся, София. Я хочу увидеть, за что заплатил такие бешеные деньги. Колье оставь. Как я говорил уже, оно очень тебе идет. Оттеняет кожу. И цвет глаз.
Глава 25
Я ждала чего угодно!
Но только не того, что все произойдет вот так!
Думала, он набросится на меня, подомнет под себя, или… Что-то вроде этого! Платье порвет, в конце концов, грубо повалит на стол и возьмет, — жестко, не считаясь с моими ощущениями!
Но вместо этого Санников отступает на приличное расстояние, шагов на пять.
В ледяном спокойствии смотрит на меня. И ждет…
Он сам будто высечен из мрамора. Ни единой эмоции на безупречном мужественном лице. Даже дыхание не участилось.
Будто вовсе не страсть это для него, даже не похоть. Просто тупое унижение для меня… Хотя, впрочем, так оно, конечно же, и есть. На что другое я могла бы рассчитывать?
— София, я жду, — летит в меня ледяной приказ. Санников скрещивает руки на груди.
Ощущение, что он до предела напряжен. Даже рукава пиджака натянуты так, что, кажется, порвутся и лопнут.
Но это не возбуждение.
Это напряжение, как перед броском. Оно выдает его готовность ломать меня, если я посмею ослушаться.
Но я не посмею. На физическом уровне.
С вызовом впиваюсь в его глаза взглядом.
Нарочито медленно расстегиваю молнию сбоку. Мне повезло, что она именно там, а не сзади. Не хотелось бы сейчас нелепо прыгать перед ним, пытаясь освободиться от одежды.
Сбрасываю платье, просто позволяя ему струиться вниз. Делаю шаг вперед, перешагивая оставшуюся на полу тряпку.
Его глаза в миг вспыхивают.
А я — стою по струнке, стараясь унять дергающиеся вверх руки, чтобы прикрыть грудь.
Воздух вмиг накаляется до невозможности. Кажется, я даже начинаю ощущать разряды тока, которые простреливают между нами, по всей комнате.
Его глаза ощупывают меня, — медленно, неторопливо, обжигая и жаля одновременно.
Санников рассматривает меня как покупатель свой товар.
Медленно скользит глазами вниз, чуть останавливаясь на губах. И дальше — по подбородку, заставляя кожу покрываться предательскими мурашками там, где прошелся его взгляд.
Соски начинает ломить, когда он останавливается на них. Будто снова ощущаю, как он их выкручивает, — болезненно и одновременно так сладко… Но сладости больше нет. Остается только болезненная тягучесть.
Опускается взглядом по животу, будто прощупывая каждый миллиметр.
А у меня внутри все сжимается.
Уже начинает казаться, что он испытывает ко мне интереса не больше, чем к обыкновенной скульптуре, только говорящей, как вдруг Санников вмиг оказывается рядом.
Резко дергает на себя, прижимая к огромной, стальной груди, о которую я почти ударяюсь.
Сжимает мою грудь, начиная лихорадочно скользить по всему телу руками.
И только рваное, чуть хриплое дыхание выдает, что он на самом деле безумно возбужден.
