— Хорошо ты обещаешь и складываешь, Карай. Только где мы лотки возьмем, поблизости ни одной сосны ровной, годной, — вмешался Векула.
— Сосны может и нет, а деревца где растут — тоже знаю, да и не плыть же нам через все степи.
— Это верно, — вмешался Ерислав. — Что скажешь Арьян? — обратил княжич на побратима глаза.
Арьян, щурясь на едкий дым, что пахнул в лицо, обвел мужчин единым взглядом, останавливаясь на улыбающейся физиономии Данимира — вот кому ни забот, ни хлопот. Бой кровавый на носу, а он как озорной мальчишка. Хотя его бодрый дух был понятен Арьяну — там, за лесом, ждала его отрада, за которой он клялся приехать. Арьян вернул взор на братьев-близнецов.
[1] Стрибог — бог ветров в славянской мифологии.
[1] Сварог — бог неба у славян.
Глава 8
Буря ворочала свинцовые тучи, они низко стелились над землей, сгущались на другом краю неба, давно поглотив солнце, облачая степь в цвет скорби. Где-то вдалеке громыхало, поднимая вокруг мятеж. Ветер скользил волнами по траве, скручивал, лохматил и рвал в логах на шматки кусты терна и шиповника. По весне кустарники покрываются лиловым соцветием, а по склонам цветет сизый котовник — они благоухают сладко и душно. Вихсар вспомнил, как две зимы назад пришел в этот край и как его очаровала эта дикая суровая красота, как очаровала Мирина — ее белая кожа и холодные с мороза розовые, как лепестки шиповника, губы.
Ветер упругими холодными потоками катился по склонам, бил в спины всадников, несшихся скопом по открытому раздолью, подстегивая и без того взволнованных грозой жеребцов. Вихсар жалел об одном — что впустил в свой лагерь княжича из Явлича, позволил сесть у очага. Гнев внутри камнем давил на грудь, крушил, разламывая тело на куски. Хан призвал все свое хладнокровие, чтобы не утолочь в землю этого паскуду. В груди жгло так, будто насыпали в них тлеющие угли, глаза щипало, онемевшие руки как иглами кололо. Вихсар сдавил в кулаках узду, ладони зудели — хотелось задушить княжича прямо там, у Вершуха, перебить до единого воличей. Пожалел, что не взял с собой войско — выкосить чужаков, сжечь, растоптать…
Ветер ударил в грудь, словно невидимый кулак великана, ледяной поток перекрыл дыхание, но кровь стыла от вихря чувств — ослепленный бешенством, Вихсар не видел ничего перед собой, только чувствовал, как глухо бьется сердце, как хлещет изнутри неведомая сила, готовая разорвать его на части. Хан резко выдохнул в тот миг, когда понял, что не может выдержать такого напора.
Проносилось сплошным месивом окружение. Свирепо врезались копыта скакунов в землю, поднимая комья и срезанную траву в воздух. Мышцы животных горели, а дыхание распирало грудину. Нукеры, загоняя коней, обогнув длинный тянувшийся по равнине кряж, пустились к окутанному вихрями дыма лагерю, проносясь мимо загонов и хозяйских построек. Валганы уже трудились внизу у русла. Издали были видны и пленницы, что выстирывали одежду на подмостках. Прошло всего две зимы, но племя успело обжиться и укоренится здесь — у кряжа Вершуха.
Пролетев в сердцевину стойбища, Вихсар слетел с седла, вихрем пронесся к шатру, где ждали его Найир и Атлан. Батыры поднялись столбами со своих мест, когда Вихсар ворвался в шатер, в два широких шага оказался возле них.
— Собери десять воинов дозорных и отправь к реке Вель, — приказал хан Атлану, — рассредоточь по всему краю, чтобы ни одна гнида не пробралась сюда. И прикажи, чтобы в случае, если заподозрят что неладное, немедленно, сей же миг донесли. Бери в плен любого, кто приблизится, если попытаются бежать — убивай.
— Я все понял, хан, — склонил голову Атлан, обернувшись на Найира, бросая тревожный взгляд, зашагал прочь из шатра, проходя мимо вошедшего вслед за ханом встрепанного ветром Угдэя.
Вихсар прошел к кувшину с тонким носиком, подвешенному прямо на оси шатра, испил из него, смачивая дерущее горло. Но даже ледяная вода не погасила в нем ярости — она вливалась в кровь ядом при одной мысли о том, что этот паскуда имеет такую дерзать— забрать у него Сугар. Угдэй, стоявший в напряженном молчании, прошел к костру, стягивая с себя сбившуюся ветром меховую шапку. Вихсар, бросив кувшин, вернулся к батырам, опускаясь на деревянный настил. Сдавил кулаки, слушая, как бухает кровь, как вспыхивает кровавыми вспышками перед глазами ярость, и пропуская через себя горечь. Найир вопросительно глянул на Угдэя, тот неутешительно покачал головой.
— Даже если мы выиграем этот бой, нам все равно придется уйти, — заговорил Угдэй, разрывая тишину. — Если умрет княжич — придут другие, и их будет еще больше. Всех их не перетоптать.
Вихсар поднял голову, пронизав взглядом. Батыр выдержал его давление, опустился рядом с Найиром. Хан отвел взгляд, уставившись на огонь. Ярость постепенно сошла с него, когда предстал в памяти вчерашний день: как вышла к нему Сугар, и как вел ее к священному огню, как откинул с лица кадфу… Его Сугар… Он перестал дышать, видя ее облаченную в свадебные одежды. Мерцание украшений спорили с мерцанием ее голубых глаз, ее растерянный взгляд, холодные пальцы, взволнованное дыхание горячили кровь. Теперь княжна — его жена. От этой мысли его штормило, и воздух не вмещался в грудь. Он брал ее, стараясь не напугать, не причинить боли. Ее тонкие стоны под ним сводили с ума, пьянили, заставляли биться сердце неистово горячо, он никогда не ощущал такого прилива сил, такого подъема. Теперь, когда нависла такая угроза, когда она носит его плод — особенно сейчас он желал ее до безумия. Вихсар ощутил, как плоть оживает. Слушал, как ветер ворошит ткани, как громыхает железо под натиском ненастья, тоскливо скрипят деревянные оси. Он проснулся сегодня перед восходом. Сугар спала в его объятиях, окутанная теплом очага и его запахом. Его ладонь скользила по девичьим изгибам тела, упругой груди, покатым бедрам, Вихсар не знал, как нашел в себе силы не разбудить ее и взять снова, чтобы вновь ощутить, как она становится вся влажная в его руках, услышать ее голос, почувствовать мягкость губ и шелк волос в своих ладонях — все это он хотел до алых вспышек в глазах, тянула камнем желания наливающая силой плоть. Вихсар остро чувствовал ее запах на своем языке, вкус меда ее губ, аромат струящихся волос. Они окутывали ее стройное гибкое тело в орел золота. Он не потревожил. Отступил. Хоть не хотел отходить ни на шаг, выпускать из рук.
Пусть и была растеряна и зажата — его Сугар все еще чего-то боялась, но когда-нибудь она даст волю своему телу и чувствам — он постарается.
Не отпускавшее желание заходило по телу горячими волнами.
«А теперь этот ублюдок возомнил себе, что может забрать ее!» — Вихсар стиснул зубы, горло сжал вновь подступивший гнев. Разорвет на части, глотку перегрызет, пусть осмелится только подобраться.
До ломоты в костях хотелось ее увидеть, обнять, сжать в тисках и не выпускать никогда. Она, верно, еще спит. Она — его дар неба, дар великого Тенгри.
— Найир, — позвал он батыра, вырываясь из плена душившей его ярости, расстегивая петли ворота. — Собирай всех женщин и детей, и тех, кто не способен взять саблю в руки, — скинул с плеч плащ, принялся расшнуровывать наручи. — Ты поведешь их в степь, на родину.
