часть урожая Севера замерзла в земле, ожидалась голодная зима. И, самое главное, жители Алифроса были напуганы до смерти.
Богобоязненные объявили эти события последним предупреждением небес. Практичные люди понимали, что это была возможность изменить мир. За двадцать дней мир заменил войну в качестве увлечения принцев, торговцев, даже генералов, даже священников. Для некоторых эта новая страсть должна была превратиться в крепкую веру. Но другие чувствовали, что очарование войны возвратится еще до наступления весны.
Войскам Маисы пришлось ждать в Джитриле две недели, пока сам Оширам не разрешил им пройти через Бескоронные Государства. Затем произошли первые разделения: часть маленького флота направилась на восток, в Опалт, где появились слухи о новом великом восстании против Этерхорда, а другие направились на юг, в Урнсфич, где мзитрини должны были быть забраны их соотечественниками. Однако «Ночной ястреб» направился на север, в Симджу. Там Оширам услышал их историю и заявил, что верит в нее. Он назвал их спасителями Алифроса и пообещал, что каждому беженцу из «Чатранда» будет предоставлено убежище в Симдже на столько, сколько им потребуется, и гражданство, если они захотят остаться.
Но король был занятым человеком, и министры поймали его на слове. Такой прием был оказан только признанным членам экипажа «Чатранда». Другим пришлось бы подавать заявления, как любому нормальному беженцу, и жить на баржах, отведенных для них в бухте Симджа, до тех пор, пока их апелляции не будут услышаны. Пазел бросил один взгляд на эти плавучие дома страданий и попросил Рамачни помочь ему переправиться через Пролив Симджа в Ормаэл.
— Я сделаю это, Пазел, — сказал маг, — но разве ты не слышал слухов? Ормаэл, может быть, и свободен, но он беден и разорен: за время войны он пять раз переходил из рук в руки. И на всех землях, окружающих город, все еще идут бои. Это может быть трудное место, даже для уроженца Ормаэла. Но насколько было бы проще, если бы ты рассказал своим друзьям правду! Я бы с радостью помог тебе ее объяснить.
Но Пазелу стало плохо от одной этой мысли. Он уже сказал правду одному из них: капралу Мандрику, как раз перед тем, как турах ушел, чтобы присоединиться к роте в Опалте. Мандрик сначала рассмеялся, потом рассердился, пытаясь найти изъян в рассказе Пазела. Наконец он стал странно кротким и тихим, кивая на каждое слово Пазела.
— Значит, ты мне веришь? — спросил Пазел.
— О, да, парень, конечно! Ты был с нами, верно? Во всей этой проклятой Рином экспедиции, конечно, ты был. Я помню.
— Ты помнишь?
— Да. Нет, я имею в виду — нет. Я верю тебе, вот и все. Ну, э-э, приятель, до свидания.
Они неловко пожали друг другу руки, и Мандрик поспешил попрощаться с остальными. Пазел понял тогда, что он никогда не узнает, поверили ли его друзья или просто пожалели его, говорили ли они из любви или страха.
Поэтому он отказался. Рамачни вздохнул и снова поговорил с адмиралом, и через четыре дня его проезд был организован. Именно Нипс принес эту новость однажды поздно вечером, когда Пазел натягивал свой гамак на «Ночном ястребе».
— Таинственный мальчик. Заверни свои вещи в этот гамак и давай поживее. Тебя ждет лодка.
— Лодка? Чья лодка?
— Просто поторопись, если хочешь на нее успеть. Эти грубияны какие-то нетерпеливые.
Ему никогда не приходило в голову, что он уйдет таким образом, еще одна безумная поездка в темноте, когда его друзья спят в разбросанных кроватях по всему городу, и у него нет возможности попрощаться. Ни с сестрой и Герцилом, которые теперь были неразлучны. Ни с Фелтрупом. Ни с Фиффенгуртом. Ни с Оликом, Нолсиндар, Болуту и со старым адмиралом, отцом женщины, которую он любил. И даже с Рамачни, который знал бы, кто стоит перед ним.
Нипс повел его вверх по лестнице, спотыкаясь в полудреме, которую Пазел так хорошо знал.
— Эй, прекрати.
Вздрогнув, Нипс оглянулся через плечо.
— Мне нужно задать тебе вопрос. Насчет Марилы. Как ты... убедился?
— Убедился в чем? Что я ее люблю? Это своего рода личный вопрос, приятель.
— Верно, — сказал Пазел, злясь на самого себя. — Просто забудь об этом. Извини.
Нипс вернулся вниз по лестнице:
— Нет, это ты извини меня. Ты не очень-то разговорчив, и я думаю, ты бы не спрашивал, если бы это не имело большого значения. Значит, у тебя есть женщина?
Пазел просто посмотрел на него.
— Я не уверен, — наконец сказал он.
— Что ж, это достаточно распространенное явление. — Нипс глубоко вздохнул. — Однажды мне пришлось нырять в обломки кораблекрушения. У нас были кое-какие неприятности с море-муртами. Девушки прикасаются к тебе, и внезапно ты можешь дышать водой. Но то же самое заклинание заставляет тебя влюбиться в ту, кто к тебе прикоснулся. И она отвлекает тебя от остальных и убивает. Таким образом, они прикончили полдюжины из нас. — Какое-то мгновение он смотрел на Пазела, затем продолжил. — Видите ли, это случилось со мной снова, с женщиной другого сорта. Всего одно прикосновение. Только она не хотела убивать меня. Она спасала мне жизнь. И эта любовь была настоящей. Я имею в виду, Питфайр, я не знаю, существует ли какая-нибудь другая любовь.
— А как насчет мурт-девушки? Ты все еще думаешь о ней?
— О, вовсе нет. Это было просто заклинание, просто небольшая путаница. Магия не может изменить сердце, Пазел. Мне сказали это в... ну, в месте, где знают о таких вещах. И я сам убедился в этом на собственном горьком опыте. Поверь мне: если это длится больше часа, это реально.
Он оглянулся через плечо, затем наклонился поближе к Пазелу и сказал:
— Ты помнишь Ташу, да? Ташу Исик? Ту, что осталась на корабле?
— Я ее прекрасно помню, — очень осторожно ответил Пазел.
— Говорят, что однажды она вернется. Из страны мертвых. — Глаза Нипса увлажнились: — Лунджа, моя женщина Лунджа, больше не вернется. Но если она это сделает...
Он остановил Пазела, который хотел его обнять. Они отвели взгляды друг от друга, внезапно смутившись.
— Понятия не имею, почему я с тобой разговариваю, — сказал Нипс.
— Потому что ты хороший парень, вот почему.
— Лунджа сделала меня лучше. Она сделала меня больше, видишь ли. Она освободила место в моем сердце. И, я думаю, так будет лучше для всех.
Марила стояла, завернутая
