свои рамки, как-никак, но установил.
— Ну и чего ты замер? — прошелестел Пионер. — Давай!
Перспектива менялась, и какую-то мою часть начала захлестывать медленно поднимающаяся паника. Да о чем, черт побери, я вообще думал, когда даже допустил хотя бы призрачный шанс согласиться на эту сделку? Другая часть рассудка сопротивлялась, заявляя, что по итогу я сильно пожалею об отказе. Я уставился на свою уже слегка вздернутую руку, отключился от шума и просто попытался снова хорошенько подумать.
— Давай, твою мать! — зарычал Пионер.
Думай, думай, думай!
— Максим! — раздался знакомый голос медсестры.
Она спешила в нашу сторону, также укутанная в дождевик. Пионера она, судя по всему, не видела.
— Не отвлекайся! — продолжал наседать Пионер. — Долго тупить еще будешь? Давай свою клешню, сейчас же!
К черту! Жребий брошен.
Поворачиваюсь к Пионеру, улыбаюсь чуть снисходительно и отрицательно качаю головой. Его лицо исказила гримаса нечеловеческой ярости, так что я, не буду врать, слегка струхнул. Зажмурился на секунду, а когда открыл глаза, того уже не было.
— Привет, — зато медсестра материализовалась.
И как же, черт возьми, я был рад ее видеть!
— Здравствуйте, Виола, — киваю, незаметно стараясь унять дрожь в коленях. — А я тут, знаете, посоветоваться с Вами хотел, по вопросу одному.
— Ну так заходи, — улыбается. — Соку попьем, да кофейком закусим.
— Ну, можно и не сока, а чего-нибудь и посущественнее, — наглеть, так наглеть. — А то такая погода, что хоть вешайся.
Виола на секунду задумывается.
— А знаешь, можно и посущественнее. Но только если тема совсем подходящая будет. Чего продукт просто так переводить?
Уж поверьте, Виола. Уж поверьте…
========== ДЕНЬ 7. ВЕТЕР ПЕРЕМЕН ==========
Виола включила свет, и медпункт тут же озарился теплым, ласковым, каким-то удивительно домашним светом. Полный контраст с какофонией, которая осталась там, за дверью. Я позволил себе улыбнуться и, на мгновенье погрузившись в белый шум полиэтилена, скинул дождевик и облегченно упал на кушетку.
— Полагаю, фраза про «располагайся, чувствуй себя как дома» будет слегка запоздалой, — сверкнула глазами, в которых навеки поселились уже когда-то отмеченные мной скачущие бесенята, улыбающаяся медсестра.
— Ой, — мгновенно подобрался я. Действительно, не подумал что-то. А поди тут, с такой ватной головой, да с таким звиздецом за плечами.
— Да что ж ты так подскочил-то сразу, — хмыкает как самое ехидное существо на этом свете Виола. Убийца в белом халате, блин. — Сиди уж, а мне надо сперва отойти на минутку. Хотя, стой… Полезным делом займись — разбери бардак в аптечном шкафу, а то завтра с этим Днем Нептуна понабегут пионеры со всякими ушибами и прочими прелестями. Еще и температуру кто подхватит от долгого купания, к бабке не ходи.
Перед тем, как оставить меня в одиночестве, ненадолго задерживается у магнитофона на подоконнике. Несколько щелчков, и вот из динамиков заиграла одна из нетленок группы «Алиса». Будто специально.
«Две тысячи тринадцатых лун отдано нелепой игре. Но свет ушедшей звезды все еще свет…».
Пока вялыми движениями разбирал аптечку, одними губами подпевая Кинчеву, появился момент хотя бы немного проанализировать произошедшее. И ничего хорошего в итогах как-то не выходило. Сейчас от ошибки меня уберег случай. Не появись Виола, я ведь и в самом деле мог пойти до конца. Мог бы. Не факт, конечно… Хотя, чего сейчас уже масло это гонять. Было и было. Надо просто сделать выводы. И идти дальше по пути, который я сам себе и сделал.
Ну, как в реальной жизни, хэй!
Поблескивающий никелированной поверхностью металлический лоток, какие-то баночки со знакомыми и одновременно нет названиями, свежая упаковка бинтов… Руки стали непослушными, из-за чего я уронил пару флаконов с хлоргексидином.
— Ну вообще отлично, — проворчал я сам себе под нос.
— Потерянный ты какой-то сегодня, — отметила внезапно вернувшаяся Виола, снисходительно смотря, как я ползаю по полу, собирая флаконы и поигрывая в руках небольших размеров фляжкой.
— Сегодня? — саркастично уточнил я. — У меня вообще всю последнюю неделю чувство, будто я на другой планете.
— Неужели наш лагерь так выбивается из твоей картины мира? — удивленно заморгала медсестра.
— Да не совсем в лагере дело… — тут я решительно сжал зубы, отказываясь признавать этим все на свете понимающим гетерохромным глазам, что лагерь-то выбивается, да еще как, но проблема-то не в нем… Расставив оставшийся хлоргексидин, на негнущихся ногах добрел до кушетки, куда вновь без каких-либо дополнительных разрешений упал и обессиленно привалился к стене. Почему-то очень хотелось расплакаться.
А ведь подходящий момент повернуть диалог в нужное для меня русло. Сейчас плавненько подведу к теме про Двачевскую и…
— Ну да, ну да, — хлопнула себя по лбу Виола. — Действительно, глупость сказала. Конечно же дело в вашем романе с Алисой. Когда первый раз по-настоящему влюбляешься, то происходящее действительно отрывается от реальности. А потерянный потому что поругались? Так это все ерунда, странно было бы, если бы не ругались.
Я непроизвольно вздрогнул. Забыл, что у Виолы все же подозрительно развита способность к какому-то чуть ли не ясновидению. В теории, я мог бы вообще даже ничего не говорить, просто стоять столбом и выслушивать диагноз своей бедовой головушки.
— Я в нее не влюблен, — цежу.
— И ничего я по ней не сохну… Я иногда забываю, что ты еще подросток. Склад личности ведь у тебя далеко не инфантильный. А мальчишки, как ни крути, не меняются, — снисходительно хмыкает Виола. — Вот только все время почему-то про глаза забывают. А те говорят совсем другое. Из-за чего поругались-то хоть, пионеры?
— Потому что… — заелозил по кушетке я, почему-то очень боясь вновь встретиться с Виолой взглядом. — Потому что Вы сейчас кое в чем ошиблись. Я когда-то любил раньше. Но не вышло. Это было неприятно, больно, я очень остро ощутил свою дефектность и, честно говоря, больше мне такого и за даром не надо. Как-то… страшно, что ли… А она блин, рыжая искорка, летит поперек батьки в пекло, а мне только и остается, что охреневать с полуоткрытым ртом.
Медсестра внимательно смотрит на меня, вроде как бы чего не понимая. Вздохнув, ставит фляжку на стол и садится рядом, положив руку мне на плечо.
— А ты, Максим, уверен, что до этого у тебя любовь была? Поверь уж старому врачу — любовь не может быть не взаимной. Это либо выдумка бездарных писателей, либо извращение, либо слепота одного из любящих. Это не то, что живет в каждом человеке по отдельности, как живут голод, страх, похоть, наконец, а связь между двоими, линия сопряжения. Она в одиночку невозможна, просто не сойдется, как не сходятся данные в Олиных описях после каждой
