и для XX в., когда левые и правые, как, например, Жорес в 1904 г. или Петэн в 1940-м, стремились обладать всей полнотой власти…
Это справедливо и сегодня по отношению к тем, кто говорит о своей враждебности к практике «сосуществования», которое, однако, является волеизъявлением народа.
РЕЛИГИОЗНОЕ И СВЕТСКОЕ
Первым конфликтом, оказавшимся в центре войны между двумя Франциями, конфликтом, существовавшим еще до классовой борьбы или противостояния правых и левых, стал вопрос о соотношении религиозного и светского. Этот конфликт восходит к глубинам Истории. Но он проявляется еще и сегодня при любых обстоятельствах, идет ли речь о субсидиях частным религиозным школам или же о ношении мусульманских головных платков. Эти страсти он таит в себе постоянно, хотя внешняя оболочка данного явления постоянно меняется…
Вплоть до протестантской Реформации инакомыслие или ересь представляли собой первые проявления свободы в толковании Священных текстов. Но протестантизм, и особенно Кальвин, поставил под сомнение зависимое положение государства по отношению к папству и Церкви, а также сакральный характер монархии. Ужасы религиозных войн привели во Франции к компромиссу, выражением которого явился Нантский эдикт (1598), обеспечивший победу мира и разума государства над воинствующим безрассудством главных действующих лиц конфликта.
Так государство становилось гарантом мира внутри страны. Конечно, веротерпимость, которую признало государство, в отношении протестантов была ограничена, тогда как в Англии она действительно существовала между протестантскими общинами, а в Германии природа принадлежности к конфессии варьировалась в зависимости от государства. Речь шла о том, чтобы определить истинное место религии внутри государства.
Позднее, выступая против буллы Unigenitus, янсенисты призывали папу к чистоте доктрины, а Людовика XIV — к независимости власти — «переваренного кальвинизма», как говорили тогда.
В 1791 г., приняв гражданское устройство духовенства, вдохновленное одновременно идеями века Просвещения и учением янсенизма, Революция положила конец зависимости государства от Церкви.
Отныне друг другу противостояли, с одной стороны, католическая Франция, политическая власть которой стремилась освободиться от Церкви и которая перешла от зависимости к отделению Церкви от государства (закон 1905 г.), а с другой — протестантские страны, которые провели секуляризацию Церквей, так что национальные Церкви были включены в государственную сферу: «Разрыв между традицией и современностью подобным же образом разделяет Церкви и государство, вместо того чтобы восстановить их друг против друга».
После введения гражданского устройства духовенства Конституция III года Республики, ставшая вторым этапом на этом пути, во времена термидорианской реакции обеспечила свободу вероисповеданий; но в рамках политики запрещения всех объединений Церковь была запрещена как институт. При этом каждый был свободен верить в Бога, но нельзя было организовывать религиозные общества как таковые. Марсель Гоше показал, что этот запрет касался всех социальных слоев гражданского общества, выходя за рамки его индивидуального разнообразия. Он не касался только Церкви. И лишь в 1884 г. начался последний этап в этом процессе. В 1901 г. государство признало профсоюзы и объединения, а в 1905 г. также Церковь, отделив ее от государства, что было воспринято Церковью как грубое посягательство на нее. Таким образом, допускалось существование независимых коллективов — групп по интересам или же единомышленников.
Тем временем Конкордат 1801 г. явился первым «порогом» секуляризации; при этом за Церковью как за общественным институтом признавалась решающая роль в социальных вопросах, но в политической жизни она оказалась в подчиненном положении. Она перешла «извне вовнутрь» общества и не держала под своим крылом государство, как это было до 1789 г. Можно себе представить, что ни папство, ни Церковь не соглашались по доброй воле на эти меры, принятые либеральной буржуазией.
Отделение Церкви от государства и лишение Церкви ее имущества отдавали антиклерикализмом, а сопротивление Церкви сопровождалось непримиримостью. Но к радикальному изменению ролей в отношениях Церкви с государством добавилось еще и отрицание религиозных догм наукой.
В середине XIX в. медик Клод Бернар выделил три уровня человеческого знания: религию, философию, науку. Иначе говоря: верить, рассуждать, экспериментировать. Однако философ-позитивист Огюст Конт считал, что одно из этих состояний автоматически устраняло другое, так как наука исключала оба предыдущих; в то время как Клод Бернар полагал, что наука не исключала, а дополняла знание.
Это противоречие сохранилось.
Но в эпоху позитивизма и торжества науки, ставшей религией, как говорил историк Эрнест Ренан, в мире отныне не должно быть тайн, в противном случае религия оказывалась препятствием для анализа мира. На смену государству, нейтрально относящемуся к религиям, приходит государство, нейтрально относящееся к религиям или же к их отсутствию. К свободе вероисповедания добавляется свобода отказа от всех верований. Таким образом, школа должна была превратиться в орудие борьбы против религий откровения: светский характер проявлялся уже не в соблюдении нейтралитета или безразличии и свободы, но воплощался в борьбе. Такую точку зрения представляет министр народного образования Поль Бер. Его речь 1881 г. в некоторой мере стала катехизисом светских людей.
«Светское обучение побуждает человека трудиться и придает ему уверенность в своих собственных силах, в личном успехе, социальном прогрессе, в прогрессе гуманизма, в то время как религиозное образование заставляет его не доверять самому себе и, вместо того чтобы побуждать к труду и образованию, подталкивает его к тому, чтобы пасть ниц и молиться…
В духовной области наблюдается такое же различие. В исторической перспективе религиозное учение не судит о людях по их заслугам перед миром. Церковь мало заботит, трудились ли они во имя прогресса, развития цивилизации или свободы человечества; нет, она оценивает людей по их заслугам перед Церковью. Она канонизировала Константина, повинного в кровосмешении; она прославляет Хлодвига, повинного в убийствах; она восхваляет кровавого убийцу Симона де Монфора!
…В то время как школа говорит ребенку: “Судия в тебе самом, развивайся и трудись; твоя собственная совесть, которой помогут советом другие, укажет тебе путь к добру и предохранит от зла”, религиозное образование вопиет: “Ты не можешь этого делать, ведь ты испорчен еще в зародыше
