— Мертва, — отчетливо крикнул Джоэл, сжимая зубы, вздрагивая, силясь освободиться, хоть что-то сделать. Но черные линии сковали его по рукам и ногам, только голос остался, потому что властитель мира за стеной решил поговорить, обратиться напрямую, спросить последний раз. Он жаждал своих ответов.
— Мертва! Мертва! — зашипел в ярости Змей. — Мой Вестник, моя Джолин мертва.
— Что ты сделал с ней?
— Джолин — моя ловушка, мое творение. Бифомет Ленц был лишь марионеткой. Я свел его с ума, я дал ему власть. Но Джолин… Нет… Он вышел из-под контроля, и тогда я приказал Зерефу сжечь имение и вытащить Джолин. Она должна была встретиться с тобой, Белый Змей. Ты должен был выбрать ее! Но ты… Ты убил ее! — метался по другую сторону кокона Змей, изнывая от неразгаданной невыносимой муки, как будто лишился не просто послушного солдата и раба. Кого-то более важного.
— Она попросила, — ответил Джоэл, борясь с немотой и оглушающими воспоминаниями недавнего прошлого.
— Ты выбрал долг, а не любовь. Почему? Почему? Я ведь все рассчитал!
— Нас лишили выбора! Она не захотела быть твоей марионеткой! — прорычал Джоэл, внезапно освобождая правую руку, без изумления обнаруживая, что она превратилась в чешуйчатую лапу.
«Если я сдамся отчаянию и своей боли, он победит, он сделает меня еще одним Вестником Змея, марионеткой. И жертва Джолин будет напрасной. Нет! У меня еще есть Вермело, я служил городу и его жителям. И буду служить дальше! У меня есть надежда! Разбиты человеческие мечты, но долг охотника длиннее его жизни», — отчетливо донесся собственный голос в голове. Голос кого-то иного, более сильного, более совершенного.
Джоэл распрямился, разомкнул искусственную позу жалкого зародыша, человека, которого перековывали в монстра в яйце с черной скорлупой. Нет, теперь он управлял коконом, теперь только ему подчинялись линии, за которые он схватился обеими руками или же лапами, не почувствовав никакой боли. Взметнулось его новое тело гигантского существа, покрытое гладкой белой чешуей, вскинулась длинная грива вдоль хребта. Он превратился в Белого Дракона, подобного светлому близнецу Змея Хаоса, и враг еще не понял, что проиграл.
Джоэл вытянулся во весь рост, размыкая кокон черных линий. Он дотрагивался до них, и темнота распадалась, бледнела, как расходящаяся гематома. Он исцелял, превращая темные лини в светлые. Змей вздрогнул и вскричал:
— Что ты делаешь? Нет! Этого не может быть!
— Он победил свое отчаяние, — донесся голос Каменного Ворона. — Джоэл! Я помогу тебе!
— За моих друзей, за Ли, за Джолин! — пророкотал голос Джоэла. Джоэла? Нет! Белого Дракона, который взвился наравне со Змеем Хаоса, скорбный страж, познавший великие потери, но не утративший человечности даже в образе монстра.
— Ты не можешь! — зарычал Змей, взмахивая хвостом, но Белый Дракон свернулся кольцом и впился зубами. Джоэл отчетливо почувствовал, как горькая кровь древней рептилии стекает в его горло, как пьянит новый виток битвы, в которой он сражался со Змеем как равный, как тот, кого враг призвал своей волей, но сам себя обманул, сам себе подписал приговор.
Древний асур истошно взвыл, когда лишился трех четвертей хвоста, разбрызгивающего осколки чешуи и кровавые пятна. Белый Дракон лишь нанес новый удар, приняв атаку черных линий, взвившихся волной. Он не боялся, не сомневался в своей силе, только горела белым сияющим пламенем неискупимая боль тяжких потерь, боль за весь мир, сделавшая его несокрушимым защитником, оживившая черные линии.
— Могу и смею! — кричал Джоэл и по-простому крыл Змея последними словами, обрушивая удар за ударом. А потом душил его и душил, как драконоборец из старинных рыцарских легенд. Но не осталось принцессы, которую он мог бы спасти.
И все же отчаяние не поглотило его, он вспоминал всех, кто еще ждал его в городе, ухватился за образ Батлера с дочерью, как символ всех семей. Он не желал, чтобы борьба с сомнами и горестные превращения длились вечно, все они заслужили счастья, все семьи и все люди. Порочные, больные, но все же люди, порой прекрасные и милосердные. Никто из них не должен был страшиться обращения в монстра каждую ночь, только не в его мире. Он превращал черные линии в белые, ради людей, ради всего человечества, которое поклялся защищать, когда стал охотником.
— Убей меня… Убей, как ты убил Джолин! — прорычал Змей, когда Белый Дракон ударом белых линий распорол ему грудь и отгрыз несколько лап, иссекая, как хлыстом, светящимся лезвием линий, а Каменный Ворон, подобно настоящему ворону, выклевал Алый Глаз, потухший отныне навечно.
— Джолин! Джолин! Не смей произносить ее имя! — прохрипел Джоэл. Он чувствовал себя одновременно и человеком, и драконом, новое тело воспринималось легким, почти невесомым. Теперь он перешел на тот же уровень бытия, что и Страж Вселенной.
— Убей! — стенал и умолял Змей, когда белые линии окутали его. — Нет! Нет! Что ты делаешь?
— Проделываю с тобой обратный фокус. Ты со мной сотворил свой, я теперь с тобой — свой, — усмехнулся Джоэл, и отчего-то прозвучало знакомым тоном Ли, точно любимые жили теперь внутри его души, звучали в его сердце голосами, как и голоса всех, кого поглотил Змей. Они обретали свободу и покой, растворяясь белыми линиями, уходя в иные миры.
— Джоэл, что ты делаешь? — непонимающе воскликнул Каменный Ворон, когда огромная туша древнего асура вдруг начала уменьшаться, сваливаться и уплотняться, как спутанный колтун волос, в который ныне превратились остатки черных линий. Вокруг новый мир расцветал ярким светом лилового солнца, больше не осталось гадкой желчной раскраски небес. Они освобождались от гнета черной тучи по имени Змей.
— Даю ему то, что он заслужил, — объявил Джоэл, когтями Белого Дракона сворачивая клубок внутри тюрьмы черных линий. Из нее мерцаньем доносился мерзкий красный отблеск, будто кого-то расплющило заживо в тесном ящике. Но Змей Хаоса все еще оставался живым, он метался в своей новой тюрьме, а Джоэл лишь загадочно улыбался, его задумку не понял даже Страж Вселенной, застывший посреди пространства белых линий.
— Что? Что ты сделал? Человек? — поразился он.
— Человек? — воскликнул Змей Хаоса, постепенно освобождаясь от кокона.
Джоэл, все еще в облике Белого Дракона, мягко спустился на землю и уже там, повинуясь одной своей воле, легко и спокойно принял свою привычную форму. Старый коричневый плащ покрывал плечи, на голове появилась сгоревшая в мансарде треуголка, подарок Ли. Даже меч Нейла Даста висел в ножнах у бедра, зато нанесенные раны бесследно пропали.
Он преобразился, переродился в другой сущности и все же остался собой, одинокий Белый Дракон, мастер белых линий, потерявший всех, немо плачущий за мир. Или даже миры. А перед ним стоял плененный Змей Хаоса, его антипод, его темный близнец из кошмарных снов. Стоял со скованными руками, как обычный пленник Цитадели, арестованный за неподчинение законам Вермело. Таким его хотело видеть сознание Джоэла-человека, таким его воплотила сила Белого Дракона.
