Спустя десятилетия Поляков пришел к выводу, что своим творчеством выражал чаяния той части общества, которая готова была реформировать систему, опираясь на ее достоинства и постепенно избавляясь от недостатков. Но эта сила осталась невостребованной, проиграла, а победили те, кто первейшей задачей считал именно разрушение. Потому-то диссидентствующие коллеги недолюбливали «колебателя основ», чувствуя в нем чужака, несмотря на то что в те годы Поляков относился к советской действительности с гипертрофированной критичностью. Отчасти это было связано со свойствами характера, но в большей степени — со средой, в которой он вращался. В литературных студиях и институте принято было либо отзываться о советской власти негативно, либо рассказывать о ней анекдоты: такая позиция была характерна для интеллигенции.
Кстати, западные издатели, охотно переводившие любое литературное инакомыслие из СССР, первые повести Полякова проигнорировали: слишком советские по духу. А в ГДР в 1986 году центральное молодежное издательство рассыпало уже набранную повесть «ЧП районного масштаба»: слишком остро для функционеров Социалистической единой партии Германии (СЕПГ). Самыми отважными в соцлагере оказались болгары: в 1990-м перевели две повести — о комсомоле и о школе.
Между тем в СССР заметная часть литераторов доходила в критике всего советского до ненависти и полного неприятия. Правда, это не мешало им публиковать вполне советские по духу произведения и делать карьеру в аппарате Союза писателей, а то и по партийной линии. Нет ничего удивительного в том, что первые повести Полякова оказались востребованы властью: резкая критика, но не ради модернизации страны, а ради смены поколения управленцев была уже модным трендом. Никто не собирался бороться с дедовщиной в армии, никто не собирался очищать партийные ряды от партократов. Напротив, вперед тогда пробились те, кто в борьбе за власть проявлял и беспринципность, и жестокость.
Неудивительно и то, что почти сразу после публикации встал вопрос об экранизации «ЧП…». Права на повесть тут же купила «Сценарная студия» — созданная при Госкино хозрасчетная организация, искавшая и доводившая до ума сценарии, которые она потом с прибылью продавала киностудиям страны, явно не поспевавшим за стремительно менявшейся литературной ситуацией. Желавших снять картину было несколько, но худсовет «Ленфильма», купивший сценарий, остановился на Сергее Снежкине, который ни дня не был в комсомоле, на первом курсе ВГИКа женился на мексиканке (вызов по тем временам!) и буквально с младых ногтей причислял себя к идейным антисоветчикам. Сценарий, написанный Поляковым совместно с Петром Корякиным по заказу «Студии», отражал всю амбивалентность повести, и режиссера, человека максималистских взглядов, это не удовлетворило. Если в повести основная тема — проблема морального выбора героя, его внутренний конфликт с самим собой, то в фильме Снежкина коллизия решена иначе: это история законченного карьериста, увиденная глазами неравнодушного художника.
Как известно, язык литературы напрямую на киноязык не переводится, хотя положительный опыт в советском кино имелся: вспомним хотя бы «Тихий Дон» Сергея Герасимова, «Хождение по мукам» Григория Рошаля или киноэпопею Сергея Бондарчука «Война и мир», которая буквально цитирует роман Льва Толстого.
Переделывая литературный сценарий в режиссерский (такова была принятая технология), Снежкин ссылался как раз на то, что у кино свои законы и свой язык, который намного грубее литературного, а потому для него больше подходит «черно-белый» формат. Снежкин расчеловечил Шумилина, сняв фильм, на идейно-художественном уровне подтверждавший его личное убеждение, что советская власть не имеет права на существование. Поляков показывал в повести, что за дебошем в райкоме стоит драма старшеклассника, которого оскорбили в лучших чувствах, походя, по формальному признаку не приняв в комсомол, куда он вместе со всеми стремился. Даже в описываемые времена для многих молодых людей вступление в ВЛКСМ оставалось важным жизненным событием, да и мало кто был готов становиться изгоем среди одноклассников. Было и практическое объяснение столь массовому вступлению в комсомол: для подачи заявления во многие вузы страны от абитуриентов требовалась комсомольская характеристика, а в ограниченный контингент, воюющий в Афганистане, не брали добровольцев без рекомендации комсомольской организации. Понадобилось немало усилий, в том числе и «ЧП районного масштаба» (прежде всего в театральной и киношной версиях), чтобы десятилетиями нажитый авторитет комсомола поколебать.
Но режиссера Снежкина волновало совсем другое. У него Шумилин спьяну останавливается у портретов членов политбюро, которые имелись тогда во всех городских районах, и, глядя на лики небожителей, представляет себе еще один портрет: видит себя, с благородными сединами и Звездой Героя Соцтруда. «Ждите!» — говорит он, подмигивая портретам. Последняя сцена фильма еще более символична: похищенное знамя (которое в повести проходит как одна из многих художественных деталей) найдено, и Шумилин несет его ночью по безлюдному Ленинграду. «Искать знамя, когда потерян смысл жизни!» — восхищались рецензенты, усмотрев в этом главную идею фильма…
Когда Поляков увидел, что получается у Снежкина, он попытался возражать, но ему ответили: вы не понимаете законов киноискусства. Фильм «ЧП…» (с дебютантом Игорем Бочкиным в главной роли) — это памфлет, изобличающий чудовищную систему и людей-монстров, которые ее представляют. Герой фильма — конченый мерзавец и карьерист, легко переступающий через судьбы людей, в том числе близких. Это наглядно показано в эротических сценах, с женой в спальне и любовницей на кухне, вызвавших особый интерес у неизбалованного эротикой советского зрителя. Таким мог стать герой Полякова годы спустя. Мог, но не обязательно бы стал! Ведь автор завершает повесть за мгновение до рокового шага героя, и у читателя остается надежда, что Шумилин не расплатится за свою карьеру судьбой мальчишки.
Тогда, в 1988-м, фильм был воспринят на ура. Правда, как уже сказано, вначале на широкий экран его не пустили и пару месяцев устраивали закрытые просмотры, ну а потом настало время длинных очередей в кинотеатры.
«Мы ездили в Астрахань и в течение недели ежедневно, семь сеансов подряд, собирали полный зал огромного кинотеатра. Люди смотрели фильм, стоя в проходах, а потом обсуждали. Зрители выходили из зала, одни — со слезами на глазах, другие — со словами: «Расстреливать их надо!» — вспоминает Поляков. — Этот страстный, сделанный на нерве фильм имел феноменальный успех. Думаю, когда-нибудь его будут изучать как иллюстрацию к тому странному состоянию умов, которое в конечном счете привело к крушению великой страны под названием Советский Союз. Но именно поэтому его постсоветская судьба незавидна. В отличие от «Маленькой Веры» его редко показывают по телевидению. Увы, искусство, рожденное в озлоблении политической борьбы, как правило, недолговечно. Если это, конечно, не «Броненосец «Потемкин». Впрочем, и в этом шедевре мне не хватает гуманитарного пространства…»
Поскольку фильм назывался так же, как и книга, многие решили, что он воистину передает мысли автора повести, и среди ответственных комсомольских и партийных работников у Полякова появились скрытые и явные недоброжелатели, если не сказать враги. И в будущем, в различных, порой весьма странных обстоятельствах, ему не раз приходилось с этими людьми встречаться. Даже став миллионерами, они не забыли Полякову своей искренней комсомольской обиды. Один владелец роскошной виллы на Лазурном Берегу упрекал писателя, что тот без всякой симпатии описал в «ЧП…» заворготделом Чеснокова. «А ведь заворги — это мозг райкома! Я знаю, я сам был заворгом!» — восклицал владелец заводов, газет, пароходов. Вот ведь удивительно: все осталось в прошлом, и комсомол, и даже страна, а обида осталась…»
