Два мальчика, ненамного старше Пола, увели Бранта. Эштон с Пенелопой на руках последовал за учителем. Дети побежали вперед, чтобы открыть перед виконтом дверь в спальню Пенелопы. Колыбель, стоявшая в углу комнаты, свидетельствовала о том, что Пенелопе пришлось заботиться даже о младенце. Осторожно опустив девушку на широкую кровать, Эштон снова взглянул на колыбель, в недоумении спрашивая себя: «Что же заставило родственников Пенелопы взвалить на ее плечи такую обузу?»
Септимус же тем временем, склонившись над Пенелопой, осторожно приподнял ее голову и подложил под затылок чистое полотенце. Затем начал осторожно ощупывать все тело, видимо, пытаясь обнаружить какие-либо скрытые травмы. Эштон непроизвольно сжал кулаки — ему было ужасно неприятно смотреть, как руки другого мужчины ощупывают Пенелопу. Конечно, Эштон прекрасно понимал: Септимус делает лишь необходимое, — и все же никак не мог совладать с ревностью. Наконец Септимус поднял голову и посмотрел на него своими спокойными глазами цвета моря и такими же, как море, бездонными. И в тот же миг Эштону почудилось, что этот человек… словно заглянул ему в душу. Ощущение было скверное, и виконту вдруг стало очень стыдно — ведь он, как ни старался, не мог подавить в себе собственнические чувства по отношению к Пенелопе. Да, Эштон определенно не хотел, чтобы кто-то был свидетелем его борьбы с самим собой.
— Поскольку ты все равно путаешься под ногами, Делмар, — сказал Септимус, — принеси-ка мне полотенце и воды. Я хочу смыть кровь, чтобы лучше рассмотреть рану.
— А нам не следует дождаться доктора? — спросил Эштон, когда мальчик побежал выполнять поручение.
— Я хорошо знаю доктора Прайна. — Септимус начал осторожно убирать волосы с раны Пенелопы. — Он будет нам признателен, если мы все для него подготовим. Как это произошло? — спросил он, когда Делмар поставил на маленький столик возле кровати таз с водой и положил рядом полотенце.
Эштон стал рассказывать Септимусу все, что смог вспомнить. А тот тем временем тщательно промывал рану. Малыш Пол тоже кое-что рассказал, причем речь его была на удивление правильной, а изложение — поразительно ясным для такого малыша. И всякий раз, когда Эштон вспоминал о недавнем происшествии, он все больше убеждался в том, что это была не случайность.
Септимус же ничего на сей счет не сказал. Он унес грязную воду и полотенце, затем вернулся, налил в таз свежей воды из кувшина и вымыл руки. Приблизившись к постели, вдруг заявил:
— Выходит, Пенелопа влипла в очень скверную историю.
Эштон пристально посмотрел на него:
— Значит, вы тоже считаете, что это происшествие не случайность.
— Разумеется, не случайность. Но почему кому-то понадобилось убивать Пенелопу?
— Я думаю, за этим стоит миссис Крэтчитт, — послышался вдруг низкий приятный голос, уже знакомый Эштону.
Виконт обернулся и увидел Артемиса, Стефана и Дариуса, стоявших у порога. Юноши подошли к кровати и внимательно посмотрели на Пенелопу. Все трое выглядели настоящими оборванцами — одежда в лохмотьях, лица в грязи. И глаза всех троих сверкали недетской злобой.
— С чего бы этой женщине желать смерти леди Пенелопе? — спросил Эштон.
— Пенелопа кое-что видела, — ответил Дариус. — Видела те преступления, что происходили в том доме. Видела страшные вещи.
— Мы знаем, что не все женщины попали к ней в бордель по своей воле. И мы с друзьями приложим все силы, чтобы добиться закрытия этого заведения. Более того, мы уже начали этим заниматься, однако миссис Крэтчитт ничего против нас не предпринимает.
— Но вы все аристократы, лорды, знатные и влиятельные люди, — сказал Артемис. — Если бы не это, Крэтчитт могла бы и против вас что-то предпринять, чтобы заставить замолчать. Но она понимает, что не стоит идти против пятерых членов палаты лордов. Но только благодаря Пенелопе вы узнали о грязных делишках миссис Крэтчитт, и поэтому именно ее она стремится убить. Именно Пенелопу она винит в том, что может лишиться столь прибыльного дела. Но мне кажется, есть и другие причины…
— Какие же? — перебил виконт. — Может, Пенелопа видела или слышала что-то такое, что миссис Крэтчитт хотела бы хранить в тайне?
— Она видела призраков, — заявил Делмар.
— Призраков? — недоверчиво переспросил Эштон. — Вы хотите, чтобы я поверил в то, что леди Пенелопа видела призраков? Неужели вы полагаете, что Крэтчитт желает ее смерти потому, что она якобы видела каких-то духов, витавших над этим проклятым заведением?
Пока виконт говорил, все присутствующие взирали на него с явным разочарованием. И Эштон вдруг подумал, что не заслужил такого к себе отношения. Да, он прекрасно помнил, что говорила ему в ту ночь Пенелопа о доме миссис Крэтчитт. Она сказала, что этот дом населяет множество несчастных озлобленных призраков. Она также сказала, что кто-то умер на той кровати. И еще он запомнил слова «бедная Фейт», сказанные тихим голосом, полным неизъяснимой грусти. И тут виконт вдруг снова услышал эти слова — казалось, они отчетливо прозвучали у него в ушах. «Но ведь нелепо же думать, что она действительно говорит с мертвыми», — сказал он себе, однако трезвый голос рассудка не мог подавить внезапно пробудившуюся в его душе веру в чудо. Но откуда взялась у него эта вера? Ведь он никогда не был подвержен суевериям…
— Очень жаль, что вы не верите нам, милорд, — сказал наконец Артемис. — Но дело в том, что у Пен действительно такой дар. Возможно, она что-то сказала тем, кто ее похитил, а они, должно быть, передали ее слова миссис Крэтчитт. Верит ли или нет эта женщина в то, что у Пенелопы есть дар, — не имеет значения. Скорее всего она просто боится, что Пен кое-что знает. Мы пытались выяснить, какие тайны скрывает этот бордель, но пока нам не повезло.
— Леди Пенелопа знает о том, что вы шпионите за Крэтчитт? — спросил виконт.
— Нет, не знает. То есть не знает, как именно мы за ней шпионим, а мы не собираемся говорить ей об этом, пока не раздобудем что-нибудь такое, о чем следовало бы рассказать.
— А Гектор? Он тоже следует этому правилу?
— А, вы его видели, верно?
— Конечно, видел. Кларисса таскает его за собой повсюду. Похоже, она считает, что маленький нелепо разряженный мальчик, который трусит следом за ней как собачонка, добавляет ей значительности.
— Нелепо разряженный?
Эштон решил проигнорировать вопрос Артемиса и спросил:
— Думаете, он сможет что-то узнать?
— Разумеется, сможет. Он сумеет доказать, что леди Кларисса с братом беззастенчиво грабят Пенелопу и что именно они устроили ее похищение.
Эштон молчал. Это без обиняков высказанное обвинение в адрес Чарлза и Клариссы должно было бы ошеломить его, вызвать желание возразить, но виконт не знал, что сказать в оправдание Хаттон-Муров. А потом вдруг осознал, что готов поверить в то, что Чарлз и Кларисса способны на такие преступления. В тот момент, когда он узнал, как они обращаются с Пенелопой, у него словно раскрылись глаза, и теперь ему казалось, что эти двое способны на все. А тот факт, что они обманом заставили его сделать предложение Клариссе и шантажировали долгами отца, только утвердил Эштона в этом мнении. Именно поэтому виконт не был шокирован услышанным — он уже и сам склонялся к мысли, что Хаттон-Муры виновны в преступлениях, в которых обвинял их Артемис.
