Немного успокаиваюсь. Слишком я стала впечатлительна, а может быть, просто меняется погода… Я ведь давно не жила подолгу в России, и отвыкла от ее климата. Я тогда не подозревала, что это ощущение не покинет меня ни тогда, когда в первый раз будут стрелять во Владимира и промахнутся, ни когда во второй раз две пули Каплан попадут в него. Я, разумеется, просила, чтобы Владимиру передали, что я звонила и просила беречь себя. Но я знала, что он – человек, отдающий всего себя без остатка своему делу, вряд ли даже к сведению примет мои слова.
Мне еще больше захотелось быть рядом с ним, обнять, прижать его к себе. Или хотя бы быть просто рядом. Я пыталась его забыть, но не сумела, потому что Владимир – он такой один… Тот, который останется в моей жизни и в моем сердце навсегда.
И что бы ни происходило, я всегда буду переживать за него. Я чувствовала, что в моей душе с каждым днем нарастает тревога. Знаете, как кошки, которые чувствуют дрожь земли задолго до начала землетрясения? Так и я чувствовала, что должно произойти что-то ужасное.
Но самое ужасное заключалось в том, что я не могла ничего предотвратить. Даже говорить и предупреждать не имело смысла, потому что я знала, что Владимир не станет слушать. Он скажет только:
– Инесса, вы слишком впечатлительны. Да-да, он опять начал говорить мне «вы», как в самом начале нашего знакомства. А для меня это «вы» стало звучать приговором. Он четко разграничил то, что было до приезда в Россию, и то, что стало теперь.
И, кажется, его сейчас не волновало ничего кроме партии. Ну что ж, если он счастлив, то я не буду ему мешать… Для меня он оставил только прошлое, им я и буду жить…
Глава 17. Покушение и расплата
Первая попытка покушения на Владимира произошла вскоре после свержения временного правительства. 1 января 1918 года вечером около половины восьмого по машине, в которой ехали Ленин, его сестра Мария и швейцарский социал-демократ Фриц Платтен, было произведено несколько выстрелов. Но Платтен, сидевший рядом с Владимиром, быстро сориентировался и успел пригнуть голову Владимира рукой, но за такую самоотверженность сам получил ранение. Террористы успели скрыться с места происшествия. А последующие поиски чекистов так ни к чему и не привели. Гораздо позже находившийся в эмиграции князь И. Д. Шаховской неожиданно заявил, что покушение организовал он, и выделил для этих целей полмиллиона рублей.
Когда я узнала про это происшествие, я сразу вспомнила свое предчувствие. Написала Владимиру, как я переживаю, но он ничего мне не ответил. Оно и понятно – дел у него тогда было по горло. Я уже тогда знала, что за этим последует череда покушений, ведь сейчас Ленин как будто нарочно дразнил недругов своей популярностью и успехами. И каждый из врагов Владимира наверняка мечтал прикончить удачливого вождя.
Как я думала, так и вышло. Хотя второе покушение на Владимира было задушено в зародыше благодаря удачному стечению обстоятельств. Но это второе покушение не заставило себя долго ждать – уже в середине января 1918 года к управляющему делами Совнаркома товарищу Бонч-Бруевичу пришел солдат, представившийся георгиевским кавалером Спиридоновым. Он заявил, что он пришел с важным сообщением для Владимира Ильича. Управляющий велел ему немедленно говорить. Оказалось, что ему, солдату Спиридонову, поручено выследить, а затем либо захватить, либо убить главу советской власти. Работу наемного «киллера» оценили не много – не мало – в 20 тысяч рублей золотом. Далее последовал допрос солдата членом Чрезвычайной комиссии Ворошиловым, из которого выяснилось, что покушение готовил «Союз георгиевских кавалеров» Петрограда. В ночь на 22 января 1918 года чекисты нагрянули на квартиру по адресу Захарьевская улица, 14. Там-то участников, готовивших покушение на жизнь вождя, и взяли с поличным. При обыске в квартире обнаружили оружие – винтовки и револьверы, а также ручные бомбы.
Все это я узнала от своего хорошего знакомого, который продолжал работать вместе с Владимиром. Как же я боялась за Володю! И как мне хотелось быть с ним рядом в эти дни. Я, не колеблясь ни секунды, заслонила бы его своим телом, если бы это понадобилось. Но в тот год я уже не была нужна ему так сильно как раньше. Мы вели с ним довольно активную переписку, но виделись все реже.
Наверное, любая любовь имеет свой срок годности, и, видно, у нашей он уже истек… Я хотела все вернуть, но Владимир полностью погрузился в работу, и сейчас я отчетливо осознала, что значит не быть его женой. Надежда Константиновна постоянно могла быть рядом с ним, а я такого права не имела. Но, несмотря на мои переживания, я больше волновалась о том, что это не последнее покушение.
И вот 30 августа 1918 года случилось третье покушение на Ленина. Третье и успешное. Ох, как же я тогда испугалась! Постарела лет на 20 за один день! И не находила себе места от волнения за жизнь того, кто был для меня самым главным мужчиной в жизни.
В тот день в Москве, как обычно по пятницам, проводились митинги, и Ленин должен был выступать дважды: вначале в Басманном районе, на бывшей Хлебной бирже, а потом – в Замоскворечье, на заводе Михельсона. Вот как произошло это ужасное событие. Мне рассказывал уже после председатель заводского комитета Н. Иванов:
– На предприятии было вывешено объявление: «Все на митинг!» «Рабочие спешили домой переодеться, чтобы к 7 успеть на митинг. В назначенный час гранатный корпус, вмещавший пять-шесть тысяч человек, был переполнен… Я и председатель правления завода И. Я. Козлов сидели на помосте, на столе (у нас скамеек не было) и совещались перед митингом… Но никто не мог точно сказать, будет ли у нас выступать Ленин. Я открыл митинг и дал слово докладчику. Вдруг послышалось со всех сторон: «Ленин приехал!». Закончив выступление на Московском заводе Михельсона, вождь уже собирался сесть в свой автомобиль. Но его плотной толпой обступили рабочие, а одна из женщин начала с ним спорить о чем-то, с чем она была категорически не согласна. Не подозревая о готовящемся покушении, он решил ответить женщине. Всего несколько минут отделяли его от страшных событий.
О, если бы он сел тогда в машину, а не стал ничего обсуждать, то возможно ничего этого не произошло бы! Но Владимир так не мог! Видя заинтересованность людей, он не мог взять просто так и уехать. Он должен был убедиться в том, что его правильно поняли. И если необходимо – разъяснить непонятые моменты в своей речи или трудах. И тут прогремели три выстрела.
Раненный двумя пулями, Владимир упал. Шофер успел заметить женскую руку с пистолетом. Но в суматохе лица стрелявшей никто рассмотреть не мог. Один из рабочих громко закричал: «Лови, держи!». И в этот момент он увидел странную женщину, которая стояла, не шевелясь, и застывшим взглядом смотрела на Ленина. Ее, разумеется, задержали, из окружающей толпы понеслись крики, что стреляла именно она. Задержанной оказалась эсерка Фанни Каплан, которая считала, что «дальнейшее существование Ленина подрывало веру в социализм».
Уже через три дня ВЧК приговорила ее к расстрелу. О ее расстреле я прочитала в газета «Известия ВЦИК» от 4 сентября 1918 года: «Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в товарища Ленина правая эсерка Фанни Ройдман (она же Каплан)». В этот же день в Петрограде был убит эсерами председатель Петроградской ЧК Моисей Урицкий, а через несколько дней большевики объявили «красный террор». Постановление СНК от 5 сентября 1918 года гласило: «Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их… Что подлежат расстрелу все лица, причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры». Все эти сообщения лились словно бурная река. Я не знала, что мне думать, что делать. Я чуть было не лишилась любимого мужчины. Какое счастье, что выстрелы были не точны, и Владимир уже идет на поправку. Но некоторое время назад я могла потерять его навсегда.
