— Пойдемте, быстро. Сейчас полдень, и вы должны это увидеть. Такое происходит только раз в год.
Морин показала на бронзовую линию.
— Что это означает?
— Парижский меридиан. Он делит Францию очень интересным образом. Но смотрите, смотрите туда.
Синклер показал на окно над ними, на противоположной стороне церкви. Как только они повернулись посмотреть, луч солнца проник сквозь окно и упал вниз, осветив бронзовую линию, проложенную в камне. Они наблюдали, как свет пробежал по полу церкви вслед за медной полосой. Луч поднимался по обелиску, пока не достиг глобуса, полностью залив потоком света золотой крест.
— Прекрасно, не правда ли? Церковь построена так, чтобы идеально отмечать солнцестояние.
— Замечательно, — признал Питер. — И, хотя мне не хочется разрушать ваши иллюзии, лорд Синклер, но этому есть вполне обоснованная религиозная причина. Пасха отмечается в воскресенье после полнолуния, следующего за весенним равноденствием. Церкви нередко изобретали различные средства, чтобы определять равноденствие и солнцестояние.
Синклер пожал плечами и обернулся к Морин:
— Он совершенно прав, знаете ли.
— Но с Парижским Меридианом связано что-то еще, разве не так?
— Некоторые называют его Линией Магдалины. Она похожа на линию на карте, которую я вам послал. Эта линия начинается в Амьене и заканчивается в Монсеррате. Если вы хотите узнать почему, приезжайте в мой дом в Лангедоке через два дня, и я покажу вам, чем это объясняется и многое другое. Ой, чуть не забыл.
Синклер достал из внутреннего кармана один из своих шикарных веленевых конвертов.
— Я так понимаю, вы знакомы с очаровательным кинорежиссером Тамарой Уиздом. Она будет присутствовать на нашем костюмированном балу, который состоится на этой неделе. Я надеюсь, что вы оба к ней присоединитесь. И я настаиваю, чтобы вы остановились в замке в качестве моих гостей.
Морин посмотрела на Питера, чтобы узнать его реакцию. Они не ожидали подобного.
— Лорд Синклер, — начал Питер, — Морин преодолела большое расстояние ради этой встречи. В своем письме вы обещали ей некоторые ответы…
Синклер прервал его:
— Отец Хили, люди две тысячи лет пытаются разгадать эту тайну. Нельзя надеяться, что узнаешь все за один день. Истинное знание надо заслужить, не так ли? А сейчас я опаздываю на встречу и должен бежать.
Морин дотронулась до руки Синклера, чтобы остановить его:
— Лорд Синклер, в своем письме вы упомянули моего отца. Я надеялась, что вы расскажете о нем.
Синклер посмотрел на Морин и смягчился:
— Дорогая моя, — сказал он благожелательно, — у меня есть письмо, написанное вашим отцом, которое, как я думаю, вы найдете очень интересным. Оно не здесь, конечно, оно осталось в замке. Это одна из причин, почему вы должны приехать и остановиться у меня. И отец Хили, конечно.
Морин была поражена.
— Письмо? Вы уверены, что его написал мой отец?
— Вашего отца звали Эдуард Поль Паскаль, если произносить на французский манер? И он жил в Луизиане?
— Да, — еле слышно ответила Морин.
— Тогда письмо несомненно от него. Я нашел его в наших семейных архивах.
— Но что в нем говорится?
— Мисс Паскаль, было бы ужасно несправедливо с моей стороны пытаться пересказать вам письмо прямо здесь, потому что у меня просто отвратительная память. Я с удовольствием покажу его вам, когда вы приедете в Лангедок. А сейчас я действительно должен идти. Я уже опаздываю. Если вам что-то понадобится, позвоните по телефону, написанному в приглашении, и спросите Ролана. Он поможет вам во всем. Абсолютно во всем, только скажите, что вам нужно.
Синклер быстро ушел, не попрощавшись. Его последним ударом была реплика, брошенная через плечо:
— Я знаю, у вас уже есть карта. Просто следуйте за Линией Магдалины.
Шаги шотландца эхом отдались в глубине церкви, когда он торопливо покинул здание, оставив Морин и Питера беспомощно смотреть друг на друга.
За ланчем в кафе на Левом берегу Морин и Питер обсудили странную встречу с Синклером. Их мнения о нем кардинально разошлись. Питер отнесся к нему подозрительно, с изрядной долей раздражения. Морин же полностью находилась в плену его обаяния.
Они решили размяться после еды, прогулявшись по Люксембургскому саду.
Семья с целым выводком шумных ребятишек наслаждалась пикником на траве, пока пара проходила мимо. Младшие дети гонялись за футбольным мячом и друг за другом, а старшие и родители подбадривали их веселыми криками. Питер остановился понаблюдать за ними, его лицо приобрело задумчивое выражение.
— Что-то не так? — спросила Морин.
— Ничего, ничего. Я просто подумал обо всех тех, кто остался дома. О моих сестрах, об их детях. Знаешь, я два года не был в Ирландии. Уже и не вспомню, сколько времени прошло с тех пор, как ты вернулась.
— На самолете это всего чуть больше часа отсюда.
— Я знаю. Поверь мне, я думал об этом. Посмотрим, как здесь пойдут дела. Если у меня будет время, возможно, я слетаю туда на несколько дней.
— Пит, я — большая девочка и вполне способна позаботиться о себе. Почему бы тебе не воспользоваться возможностью и не съездить домой?
— И оставить тебя одну в лапах Синклера? Ты с ума сошла?
Футбольный мяч, который сейчас находился в распоряжении старших детей, подкатился к Питеру. Ловко поддев его ногой, Питер отфутболил мяч обратно к детям. Помахав одобрительно кричавшим ребятам, Питер продолжил прогулку с Морин.
— Ты никогда не жалеешь о своем решении?
— О каком решении? Приехать сюда вместе с тобой?
— Нет. Стать священником.
Питер внезапно остановился, пораженный вопросом:
— Что, скажи на милость, заставило тебя спросить об этом?
— Я наблюдала за тобой сейчас. Ты любишь детей. Из тебя получился бы прекрасный отец.
Снова двинувшись с места, Питер объяснил:
— Я не жалею. У меня было призвание свыше, и я последовал ему. У меня все еще есть это призвание и, думаю, всегда будет. Я знаю, тебе всегда было трудно понять.
— И все еще трудно.
— А ты знаешь, в чем ирония?
— В чем?
— Ты — одна из причин, почему я стал священником.
Теперь настала очередь Морин остановиться, как вкопанной.
— Я? Как? Почему?
— Устаревшие законы церкви отвратили тебя от веры. Так происходит все время, и так не должно быть. А сейчас есть ордены — молодые, образованные, прогрессивные ордены — пытающиеся принести духовность в двадцать первый век и сделать веру доступной для молодых людей. Я нашел это у иезуитов, когда работал в Израиле. Они пытались изменить те самые вещи, которые тебя оттолкнули. Я хотел быть частью этого. Я хотел помочь тебе снова обрести веру. Тебе и таким, как ты.
