— Я? — Он не ожидал, Так не договаривались, и вообще… — Товарищ полковник, я же не…
Ульяшов подбодрил.
— Смелее, смелее! Расскажите командирам, своим товарищам, их задачу… на ближайшие хотя бы дни… день два… Как вы видите.
Дирижёр оркестра, лейтенант Фомичёв поднялся, поправил китель, прокашлялся.
— Пока ещё… гха-гхымм… так сказать… эээ… Ульяшов по-отцовски подбодрил.
— Ну-ну, так-так, поподробнее. Вы же у нас управляете всей этой Мельпоменой, вам и, как говорится, и командовать. Мы — ваши руки, мы — исполнители. Вы главное нам скажите: С чего мы начнём, что нам нужно делать?
Прервём в этом месте стенограмму совещания, не будем смущать читателя армейской спецификой, заметим главное: часть офицеров на проблему смотрела, скажем, недостойно весело: «а как со службой?», «кто платить будет?», «где брать танцоров, которым «бейтсы» не мешают?» Полковник Ульяшов понимающе усмехался, слушал, не перебивал, рукой указывал на дирижёра:
— Вот… товарищ дирижёр нам сейчас и доложит.
Лейтенант растерянно мялся, не знал что говорить…
— А почему я? Я же не начальник штаба, я начальник оркестра, дирижёр.
— Вот и расскажите нам, — настаивал ведущий совещания. — Как именно мы практически будем выполнять вами поставленную задачу. Нам интересно.
Все видели, как трудно было дирижёру выкручиваться.
— Эээ… значит… музыканты сейчас вернутся… мы их отзываем… тогда и… Это первое. Параллельно, наверное, проведём кастинг талантов, отбор, значит… этих… танцоров, певцов, музыкантов, и что там ещё у нас откроется.
Кто-то из зала лейтенанта весело, репликой, прервал.
— Создадим инкубатор звёзд, да, товарищ дирижёр, как на ТиВи?
Ульяшов резко одёрнул выскочку.
— Что за неуместные шутки из зала? Это опять вы там у нас дисциплину нарушает, товарищ майор, да? Ага! С вас, значит, с вашего дивизиона и начнём… Вы — первый кандидат. Товарищ дирижёр, отметьте. Продолжайте, товарищ дирижёр, мы вас слушаем…
Дирижёр всплеснул руками.
— Вот… Я всё сказал.
Ульяшов поблагодарил.
— Отлично. Коротко и ясно. Резюмирую для всех: серьёзное дело нам, товарищи, предстоит. Готовимся, значит, к кастингу. Все свободны.
Торопливо дёргая поднятой рукой, майор Суслов укоризненно смотрел на Ульяшова.
— А я?! Разрешите мне слово.
— А, да-да, всем одну минуту, — остановил офицеров полковник. — Пожалуйста, товарищ майор, только коротко, людям работать надо.
— Есть, коротко.
— Тише, тише, товарищи офицеры, совещание не окончено. Присядьте.
Хлопая крышками сидений, командиры нехотя вернулись на места. Суслов сообщил весомо и с нажимом.
— Я коротко. О том, что мы кого-то должны победить, об этом говорить в подразделениях и дома на кухнях не надо… Можно сообщить только одну мысль: ищем таланты, мол, и всё… — Выделяя слова, майор с нажимом подчеркнул. — Всем-нам-так-будет-лучше, товарищи офицеры… — И пояснил. — Чем меньше о нас — кто не надо! — знает, тем нам лучше. У меня всё.
Ульяшов выразительно руками развёл.
— Как всегда лаконично и доходчиво! Спасибо, товарищ майор. Всем всё понятно, товарищи командиры, на что нас начальник особого отдела нацеливает? Вот и хорошо. Свободны. Все на службу. — А Суслова рукой придёржал. — А вы, товарищ майор, задержитесь.
Держа майора за пуговицу и глядя ему в глаза, полковник доверительно, не для огласки, только для служебного использования, тихонько поведал:
— На вас, товарищ майор, у меня особая надежда… мы рассчитываем… Силами ваших… эээ… возможностей, как-то установить, чего нам всем ждать от нашего, мне не нравится слово «конкурент», я скажу прямо — противника?
— Этих, авиаторов? — уточнил майор.
— Да.
— Хмм… Не вопрос. Хотя сложно.
— Я понимаю, но… Они грозят каким-то секретным оружием. Пугают! Это как раз по вашей части, я думаю. Полковую разведку боюсь подключать — дров наломают. Куда потом «языков» девать? Одна надежда на вас.
— Я подумаю, товарищ полковник. Будет выполнено. Мы…
— Кто мы?
— Я, товарищ полковник, подумаю, а если потребуется…
— Вот-вот, на это я и рассчитываю. Помните: каждая минута дорога. Даже секунда.
— Я понимаю, как в песне: «Не думай о секундах свысока».
— Что-что?
— Я говорю, песня такая про нас есть: Тихонов Штирлица играет. Нам не впервой. Учили этому. Справимся! Три недели нам хватит.
— Не вам, майор, вы что-о? Полку!
— Естественно! Я понимаю. Про то и говорю.
Ульяшов изучающее глянул на майора, не издевается ли так тонко, не шутит ли, но взгляд майора был сугубо деловым, строго непроницаем, как сейфовая дверь в банке. «Пожалуй, это не Бердников, этот шутить не будет», подумал Ульяшов. Одобрительно кивнул майору.
— Ну-ну, не подведите только. Действуйте.
Вернувшись в свой кабинет, теперь у него их два, полковник Ульяшов несколько минут в задумчивости мерил кабинет шагами, насчитывая при этом ровно двадцать один шаг… двадцать один… по диагонали. По длинной стороне — меньше. По-короткой, боковой и того короче. Как приговор! Кошмар! 21, 21… Всего? Ещё? Это пока было не понятно. Скорее всего, первое.
17
КонстантинСаныч
Фирменный скорый поезд, с фирменной надписью «Байкал» — синим по белому, — несся с положенной ему скоростью на Восток. Колёса дробно выстукивали на стыках, даже не выстукивали, а сливались в один общий шум. Покачивались вагоны, покачивались и занавески на окнах, и пассажиры с ними, дребезжали чайные стаканы в железных подстаканниках, тонко вызванивали и ложечки. В купе пахло вагонно-специфическим, чуть пылью или дымком, но точно это не влияло на хорошее настроение, какое установилось после семейного обеда у отпускников, супругов Хайченко: Клавдии Ивановны, КонстантинСаныча и двух дочерей — Наденьки и Оленьки. Школьницы пятый класс закончили, и пятый класс детской музыкальной школы, и там и здесь всё на «отлично». Симпатичные, озорные, хохотуньи, близняшки.
За окном проносились приятные, просто хрестоматийные картинки бескрайных просторов страны, с её чудными лесами, бескрайними полями, пречудеснейшими речками, милыми посёлками и весёлыми переездами… Романтика. И у Клавдии Ивановны такое же настроение было. На душе пусть и тревожно, самую малость, чуть-чуть, но вместе с тем и светло. Все едут, всей семьёй, в гости… И сынок её тоже… ворочается в животе, ножками топает… скоро уже, скоро… А пока в отпуск. От всего этого и ей хотелось шутить, смеяться, петь песни… И пели. Полное купе народу набилось, как на поселковой завалинке, отметила Клавдия Ивановна, потому что сама была из деревенских, из сельских, в прошлом. Неподалёку от Шелехово родилась. Там и жила до встречи с Костей, мужем, то есть.
