Рамон предложил Федерике сходить на берег, поплавать, но та, держа волшебную шкатулку у груди, только теснее прижалась к матери. Рамон ощутил, как летит с пьедестала в бездну… Для мужского разговора с ним отправился Игнасио. Поскольку Элен сообщила им то же, что и Федерике, то Рамон не стал посвящать отца в дальнейшие подробности. Он не желал выставлять себя в невыгодном свете. Родителям вовсе не было нужды знать больше.
Федерика помогала матери упаковывать одежду, а Хэл развлекался тем, что выбрасывал обратно все, что они складывали в чемоданы. Федерика собиралась сама нести свою шкатулку, поскольку не хотела, чтобы та затерялась среди вещей и рождественских подарков. Рамон поспешно кинулся в кухню в поисках Эстеллы. Он знал, что у него осталось мало времени перед отъездом, и не хотел, чтобы его снова поймали на месте преступления. Он слонялся по дому, делая вид, что разыскивает фотоаппарат. Наконец он обнаружил служанку в ее комнате, рыдающую, уткнувшись в полотняный кружевной пануэло, сделанный для нее бабушкой. Когда он появился в дверном проеме, она всхлипнула и попросила его уйти. Но Рамон был не так прост, чтобы поверить, что она хочет именно этого. Он присел возле нее и обхватил ее заплаканное лицо своими грубыми руками.
— Я не брошу тебя, — сказал он. — Я вернусь за тобой, обещаю.
Она замерла от неожиданности. Ее искренние карие глаза глядели на него в изумлении.
— Но ведь мне придется уйти, — запинаясь, произнесла она.
— Почему? Элен ничего не рассказала моим родителям. Они решили, что ты поссорилась с любовником, — сообщил он. — Элен с детьми уезжает в Англию, а я потом приеду за тобой.
Она трепетно обняла его в порыве благодарности.
— Спасибо вам, дон Рамон, — прошептала она и всхлипнула у него на шее.
— Ради бога, зови меня просто Рамон. — Он засмеялся. — Я полагаю, что мы теперь достаточно близки, чтобы отбросить эти глупые формальности.
— Рамон, — выдохнула она. Звучание его имени так понравилось ей, что она снова произнесла: — Рамон.
Он прикоснулся к ее взволнованному лицу ладонью и прижался губами к ее губам, вдыхая в себя розовый аромат ее кожи и ощущая соленый вкус ее слез.
— Жди меня, Эстелла. Я вернусь, обещаю. — Он встал и оставил ее, предоставив возможность снова всплакнуть в свой пануэло.
Но теперь это были уже не слезы печали, а слезы надежды.
Мариана и Игнасио обнимали детей, испытывая горечь разлуки и не уверенные в том, что когда-нибудь увидят их снова. Подавляя в себе чувство обиды, они обняли и свою сноху, пожелав ей благополучного путешествия в Англию. Мариана втайне обвиняла ее за разрыв брака, вопреки здравому смыслу, который говорил ей, что Рамона следует осуждать в гораздо большей степени. Но, поскольку ей казалось неестественным обвинять в случившемся родного сына, то следовало найти для этого кого-то еще. Она поцеловала Рамона с любовью, которая была безграничной и намеренно слепой. Игнасио не был так прост. Он заранее предчувствовал, что это может случиться. Теперь, когда все именно так и произошло, он был глубоко огорчен, но подходил к происходящему вполне реалистично. Он обнял Рамона и пожелал им обоим добра.
— Не позволяй им исчезнуть из твоей жизни, Рамон. Ты им нужен, — это все, что он сказал, прежде чем его сын уселся в автомобиль. Старые и печальные глаза Игнасио и Марианы следили за дорогой до тех пор, пока перед ними не осталось только облако дорожной пыли, поднятой колесами машины, а в их сердцах не застыла давящая печаль.
Эстелла отпрянула от окна, боясь, что ее могут увидеть, и возвратилась в кухню. Она принялась нарезать овощи и ждать, как ей и было сказано.
Федерика молча сидела на заднем сиденье. Ей хотелось плакать, но она понимала, что это будет слишком большим испытанием для матери. Поэтому она проглотила комок в горле и напрягла шею, чтобы не пролить слезы. Она посмотрела на брата, который быстро забыл о внезапной перемене, едва не разрушившей их жизнь. Она помнила каждое слово, произнесенное во время ссоры родителей, и гадала, правда ли то, что она уже не нужна отцу. Несмотря на ее героические попытки, крупная слеза все же предательски скатилась по щеке. Она поспешно вытерла ее, прежде чем кто-либо смог это заметить. Затем она открыла шкатулку и в приступе отчаяния попыталась разыскать в ее магическом сиянии любовь своего отца.
Глава 8
Последующие несколько дней пролетели в состоянии суматошной неопределенности. В то время как Элен паковала необходимые ей и детям вещи, Рамон брал Хэла и Федерику на длительные прогулки по берегу вместе с Растой в Калле Вальпараисо, чтобы полакомиться сэндвичами с пальта и соком. Внешне все, как и прежде, казалось нормальным, но под гладкой поверхностью происходящего бушевали тревожные волны.
В ту ночь, когда они вернулись, Федерика проснулась с плачем. Когда мать бросилась к ней, то обнаружила, что дочь промочила свою постель. Она обняла ребенка, целуя ее влажные щеки и уверяя, что все хорошо и что такое иногда случается даже со взрослыми. Федерика не понимала, что происходит, и от стыда спрятала лицо на груди матери. Но для Элен ситуация была совершенно понятной, и ей оставалось только надеяться, что в Польперро все изменится. Она могла бы взять Федерику к себе в постель, если бы нейтральное пространство между ней и Рамоном уже не оккупировал Хэл. С хныканьем он пришел в комнату родителей, сообщив, что ему приснился кошмар. Однако у Элен не вызывало сомнений то, что его страшный сон — это не что иное, как симптом, такой же, как недержание у Федерики, симптом того стресса, который обрушился на детей из-за разрыва отношений родителей. И винить в этом взрослые могли только себя.
Рамону снилась Эстелла, и проснувшись, он думал о ней. Только благодаря Эстелле он смог перенести те болезненные несколько дней, которые прошли со времени их приезда. Это были томительные дни, основными событиями которых была упаковка всех вещей в доме и общение с агентами по недвижимости, чтобы выставить его на продажу, и с транспортными агентами, чтобы обеспечить путешествие Элен и детей в Европу. Он мечтал снова очутиться в пути, почувствовать себя свободным от той турбулентности, которую Элен внесла в их жизнь. Ему нужно будет купить квартиру в Сантьяго, что-нибудь в качестве базы только для себя одного, куда он мог бы приезжать и уезжать без всяких пояснений. Он, безусловно, позаботился о переводе в Англию денег в количестве, достаточном для их безбедной жизни. Элен следовало бы испытывать благодарность, поскольку его предложение было щедрым и даже более чем щедрым, но она не ощущала ничего, кроме горечи. Рамон обнаружил, что ему легко покупать привязанность людей, лишь бы для этого не приходилось тратить свое время или изменять своим привычкам. Она приняла его деньги, поскольку должна была сделать это ради детей, но в ее глазах явственно читалось то, что она с огромным удовольствием предпочла бы швырнуть их ему в лицо.
Федерика свернулась в клубочек. Свет от уличного фонаря заливал ее комнату оранжевым мерцанием, придавая девочке уверенности. Он позволял ей ощущать себя в большей безопасности, но не более того. Она прижала колени к груди и сосала большой палец. За последние десять минут она уже дважды бегала в туалет. Не потому, что хотелось, а потому, что она боялась снова намочить постель. Отец заходил к ней перед сном и даже рассказал ей историю об одном из своих приключений. Она слушала, как обычно, сидя у него на колене, но, когда он поцеловал ее и пожелал спокойной ночи, она обнаружила, что этого слишком мало. Ей хотелось больше поцелуев и больше объятий. Когда отец вышел из ее комнаты, Федерика почувствовала себя обделенной, будто он уже не любил ее так, как раньше. Она уже не ощущала его заботы и не испытывала столь приятного состояния безопасности и защищенности. А ей так необходимо было чувствовать себя нужной. Малышке захотелось, чтобы хотя бы мать обняла ее и прижала к своей груди. Она лежала в постели без сна, обдумывая, как бы объяснить свое появление в их комнате среди ночи. Кошмар был оправданием для Хэла, так что ей пришлось придумать нечто иное. Самое убедительное, что пришло ей в голову, — сказаться больной. Мать проявила сочувствие и позволила ей спать в их постели и на следующую ночь, но на третью ночь у Хэла снова был кошмар, так что ее быстро вернули в свою комнату, где она пыталась заставить себя заснуть. Федерика была напугана перспективой отъезда в Англию и не хотела покидать Вина дель Мар, Чили, Абуэлито с Абуэлитой. Ей совсем не хотелось менять свою привычную жизнь. Самым большим ее желанием было то, чтобы мама и папа снова стали друзьями. Но, несмотря на все их показные попытки, она знала, что они уже не любят друг друга. Она слышала это своими ушами.
