Какое-то время Ольга не заходила в подземный переход, думая, что все это постепенно отступит от нее. Не отступило. Особенно когда оставалась наедине со своими мыслями. И женщина решилась.
С утра напекла пирогов. Несколько штук положила в пакет, оделась более тщательно, чем всегда, и пошла. Она уже решила, о чем будет говорить со стариком. Во-первых, спросит его имя, хотя в ответе не сомневается. А потом предложит ему работу. У Ольги еще остались связи. Конечно, не по специальности. Кто сейчас по ней работает? Так, где-нибудь убирать, что-нибудь поднести. Он всего на лет пять старше Ольги, значит, физически еще сможет работать. Приняв решение, женщина успокоилась. Она подходила к месту, где постоянно находился нищий. Не дойдя нескольких шагов, Ольга услышала громкий разговор, чуть ли не переходящий в скандал:
– Андрюха, это не твое место! Ты чего здесь уселся?
Вышеозначенный Андрюха сидел на деревянном ящике. У его ног была картонная коробочка для подаяния, а там, где всегда лежали ромашки, стояла грязная пластмассовая бутылка, до половины наполненная мутной жидкостью. Сделав несколько глотков из бутылки, Андрюха авторитетным голосом отвечал:
– Меня сам Петрович сюда посадил. Это теперь мое место!
Собеседник Андрюхи, ратуя за справедливость и брызгая слюной из-за отсутствия зубов, зашелся в тираде:
– Да здесь же Леха всю жисть сидит! Куда же его теперь!?
Ольга стояла в сторонке. Услышав слово «Леха», она не удивилась, а лишь горько усмехнулась. Спор продолжался дальше. Андрюха, посасывая из бутылки, коротко ответил:
– Нету Лехи!
– А чего, забухал? – понимающе подмигивая, выспрашивал собеседник.
– Ты чего? Леха совсем не употреблял, сердце не позволяло! – с видом оскорбленного ответил Андрюха.
– А-а! Понял, его Петрович в другое место перевел, – продолжал догадываться собеседник Андрюхи, обеспокоенно наблюдая за пустеющей бутылкой.
– Никуда его Петрович не перевел. Леха сам умер. Здесь же на этом месте и концы отдал. Скорая приехала, да уж поздно. Сказали, сердце отказало. Я сегодня его с утра поминаю. Возьми, здесь еще немножко осталось. Помяни Леху!
Ольга все слышала. И было у нее состояние какой-то отрешенности и отупения. Пакет с теплыми пирожками грел ей руки. Это вернуло Ольгу к действительности. Она очнулась, подошла к нищим и отдала им пакет. Затем, не слушая восторженных слов благодарности, повернулась и медленно удалилась.
Вдоль ларьков сиял красками цветочный ряд. У Ольги защипало в глазах, видимо, от ярких красок. Она ускорила шаг и там, где заканчивались цветы, увидела старушку, которая продавала букетики полевых ромашек. Скромные ромашки не выдерживали конкуренции цветочного ряда, поэтому старушка стояла поодаль. Ольга подошла к ней, молча положила деньги и взяла букетик. Старушка заохала:
– Доченька, у меня сдачи не будет. Разменяй где-нибудь!
– Не надо сдачи, бабушка, – промолвила Ольга. Но старушка волновалась:
– Миленькая, а может, ты плохо видишь? Это ведь большая денюжка! Придешь домой и недостачу обнаружишь. А мне ведь чужого не надо. Я уже старая!
– Нет, бабушка, я хорошо вижу. Возьмите, пусть это будет на помин души.
– Спасибо, милая! Помяну, обязательно, а как же? А тебе здоровья пожелаю!
Старушка, все еще опасливо озираясь вокруг, засобиралась домой. Ольга, взяв цветы, медленно пошла. Она оказалась у пруда. Место было безлюдное, и женщина села на свободную скамейку. Посмотрела на спокойную гладь воды и вдруг заревела. Громко, по-бабьи. Катящиеся по щекам слезы были какими-то колючими. Ольга со злостью их вытирала.
Через какое-то время успокоилась. Взгляд ее остановился на ромашках. Она рассматривала цветы, зная, что каждый из них – это Оля. Потом Ольга бросила букетик в воду. Не хотела, чтобы ромашки завяли у нее в вазе. Лучше она их запомнит вот такими свежими. Букетик упал и колыбелькой закачался на воде. Ольга успокоилась. Слезы на щеках высохли.
Она не ощущала боли, равно как и утраты, зная, что уже к вечеру все вернется на круги своя. И лишь остался без ответа вопрос: зачем прошлое неожиданно врывается в нашу жизнь, не испросив ни у кого разрешения?
Колыбелька из ивовых прутьев
В детстве у Маши было прозвище – Баюшка. Прозвище как прозвище, бывают и хуже, тем не менее, оно Машу злило.
– У всех прозвища понятны, – рассуждала про себя Маша, – взять хотя бы Катьку-Тростинку или Аньку-Цыганку. Катьку когда-то ее мама назвала за худобу, у Аньки, говорят, был прадед – цыган, у меня же непонятно что, – сокрушалась Маша. И донимала свою маму и бабушку расспросами.
Те молчали или отделывались общими фразами. Про себя же Маша решила, что ее прозвище как-то связано со сном, и старалась на всякий случай поменьше спать.
– Бабушка, признайся, это ты меня так прозвала, – в очередной раз приставала Маша с расспросами. – Что, я так много спала в детстве, да? Почему «Баюшка», скажи?!
В то время Маше было восемь лет, и она с уверенностью считала, что ее детство осталось в прошлом.
– Да чего же плохого в этом слове-то? – сердилась бабка Александра. – Ну и спала, так что же? Благодаря этому и жива осталась, что спала-то!
– Бабушка, расскажи! – чуть ли не со слезами просила Маша.
– Малая еще такое слушать, – ответила бабушка и, погрустнев, добавила:
– Подрастешь, мать расскажет.
Прошли годы. Маша достигла того возраста, когда прозвища ее и ее сверстников забылись. Бабушку схоронили. Со временем бабушкой стала Машина мама Катерина. Машины дети ее любовно называли бабушкой Катей.
В один из летних отпусков, когда все съехались в дом бабушки Кати, на семейном совете было решено подремонтировать крышу дома. Начали с чистки чердака. Сколько же неожиданного извлекли оттуда! Особенно радовались дети.
Самой интересной для них показалась найденная на чердаке колыбелька, сплетенная из ивовых прутьев и покрытая серой пылью и паутиной. Дотошные дети, перевернув ее на зеленой травке вверх дном, нашли два маленьких отверстия друг против друга. По размеру и форме они были одинаковыми и располагались ближе к донышку. Машин самый младшенький улегся в колыбельку, и дети с упоением стали раскачивать ее во все стороны. Бабушка Катя, занятая хозяйственными хлопотами, наконец-то обратила внимание на визжащую от восторга детвору.
Увидев колыбельку, она нахмурилась и, подозвав Машу, сурово сказала:
– Вытащи оттуда ребенка, а это старье брось на костер, пусть сгорит!
И твердой походкой пошла в дом. Маша непонимающе посмотрела матери вслед, но ослушаться не посмела. Отвлекла детвору и бросила колыбельку в костер. Ивовые прутики весело вспыхнули, Маша зачарованно на них смотрела.
– Это, наверное, моя колыбелька, – мелькнуло в сознании Маши. – Мне бабушка Александра говорила, что она на чердаке. Но почему мама так расстроилась и велела ее сжечь?..
