Ванесса была прекрасной, но холодной, волевой и решительной женщиной, которая могла сражаться за место под солнцем наравне с мужчинами. Ее целью были лишь успех и деньги. По этим критериям она судила и о мужчинах. Нужно было быть богатым и влиятельным, чтобы вызвать ее интерес, одной привлекательности явно недоставало.
Не это ли единственная причина, по которой она встречается со мной? — нахмурившись думал Лоренс. Ведь нельзя было сказать, чтобы ее неодолимо влечет к нему. В противном случае они бы уже давно стали любовниками. Испытывает ли она вообще сколь-нибудь глубокие чувства к нему? Или остается абсолютно хладнокровной, сосредоточенной на деньгах и власти?
Что вообще он знает о женщинах? Он не мог понять ни одну из них — ни Ванессу, ни Мэй, ни свою мать, ни миссис Райан, ни Марту, ни даже эту пушистую блондиночку, которая подпрыгивает как напуганный кролик всякий раз, когда видит его. Все они являлись для него тайной.
Если уж на то пошло, он не понимал даже себя. Почему, например, он начал встречаться с Ванессой? Он не был в нее влюблен. Его просто привлекала ее внешность, он получал удовольствие от завистливых взглядов других мужчин. Это заставляло его чувствовать себя на голову выше, безмерно тешило самолюбие.
Но он никогда не терял рассудка, разве не так? У Ванессы были обширные связи, и она могла бы составить прекрасную партию мужчине, стремящемуся преуспеть. Она была знакома со многими влиятельными людьми, бывала обворожительной и общительной в нужной компании, могла бы стать идеальной хозяйкой дома и давать великолепные обеды, служа большим подспорьем в его карьере. Оба они были одинаково хладнокровны…
Так почему же он вновь назначил ей свидание? Все то же самолюбие? Она казалась безразличной, а он хотел заставить Ванессу сожалеть, если он оставит ее?
Нет, все не так глупо и не так просто. Он пытался вернуться к привычному, стать таким, каким был до…
До чего? Он раздраженно одернул себя. Да прекрати же копаться в этой проблеме! — сказал он себе, покидая прием, и скрипнул зубами так громко, что портье, открывавший ему дверь, испуганно и обеспокоенно посмотрел на него.
Лоренс подошел к ожидавшему его Скотт.
— Домой, сэр? — через плечо спросил тот, когда Лоренс уселся на заднее сиденье и захлопнул за собой дверцу.
Кивнув, Лоренс прикрыл глаза. А собственно, в чем состоит проблема? Он отлично знал в чем. Проблема заключалась в Мэй. До того как он встретился с Мэй, его жизнь была спокойной, размеренной… скучной.
О, не будь смешным! Разве могла она быть скучной? Он вечно был занят, вел активную светскую жизнь, впереди его ждали блестящее будущее, прекрасная женщина. О чем еще может мечтать мужчина? Да, он должен вернуться к этой жизни. Почему бы и нет?
Лоренс громко застонал, забыв о присутствии Скотта: он вдруг понял, что похож на утопающего, который хватается за соломинку. И этой соломинкой была Ванесса. Однако знал он и то, что, даже если удастся зацепиться за нее, она его не спасет. Он обречен утонуть в холодных волнах одиночества и безразличия — с Ванессой или без нее.
— Зубы болят, сэр? — спросил Скотт.
— Нет, просто думаю. — Неужели он даже подумать не может без того, чтобы за этим процессом не наблюдали и не комментировали его?
Скотт не стал развивать эту тему, а лишь мягко пробормотал:
— Так, значит, мы сегодня не едем в «Тихую гавань»?
Лоренс бросил на него уничтожающий взгляд.
— Нет, не едем. Мы больше никогда туда не поедем.
Скотт отчетливо произнес:
— А!
— Что «а»? — прорычал Лоренс.
— Я ничего не говорил, сэр, — соврал Скотт.
Через несколько минут Лоренс вышел из машины и зашагал к дому, не сказав больше ни слова.
Он стоял в своей спальне перед окном с раздвинутыми шторами и смотрел в темноту. Ребенком он испытывал неопределенные страхи, неуверенность, свойственные тем, кто больше не чувствует себя в безопасности, кто одинок и заброшен, но тем не менее не решается плакать. Никогда, наверное, он не будет чувствовать себя в безопасности.
Содрогнувшись от этой мысли, Лоренс задернул шторы, разделся и лег в постель. Выключая свет, он понял, что опять не заснет, а если и заснет, то его будут мучить кошмары и завтра утром он встанет совершенно разбитым.
С воспаленными глазами и в ужасном настроении он вошел на следующий день в офис и устроил подчиненным ад кромешный, понимая, что делает, но не в силах остановиться. Ему хотелось, чтобы и другие хотя бы отдаленно почувствовали то, что чувствует он.
— Это не наша вина, — укоризненно сказала ему миссис Райан вечером, прежде чем уйти домой.
Она застала Лоренса врасплох. Он был буквально раздавлен усталостью и отвратительным настроением.
— Что «это»? — проворчал он, не поднимая глаз от заваленного бумагами стола.
— То, что превращает вас в монстра. Мы не сделали ничего предосудительного. Несправедливо кричать на нас только потому, что вы чувствуете себя несчастным.
Побагровев, Лоренс посмотрел на нее так, словно хотел придушить собственными руками.
— Несчастным? О чем вы говорите? Кто сказал, что я несчастен?
Миссис Райан многозначительно покачала головой.
— Будь вы женщиной, вы бы уже выплакали себе все глаза.
— Женщиной? Слава Богу, что это не так! Женщины могут заливаться слезами только оттого, что засох их любимый цветочек. Я видел, как эта блондинка, которую вы там держите, рыдала из-за сломанного ногтя. В голове не укладывается!
— Вы бы тоже заплакали, если бы месяцами их отращивали, полировали, делали маникюр, покрывали лаком, а потом один сломался бы — и вам пришлось бы начинать все по новой!
— Начнем с того, что я не стал бы их отращивать, не говоря уж о том, чтобы красить в ярко-красный цвет. Как можно работать с этими окровавленными когтями?
Миссис Райан сочувственно посмотрела на него.
— Почему бы вам не переступить через свою гордость и не позвонить той девушке?
Лоренс застыл, глаза его метали молнии.
— Моя частная жизнь вас не касается. Но если уж на то пошло, сегодня я веду мисс Годфри обедать, так что можете меня больше не жалеть.
— Мисс Годфри? — переспросила секретарша упавшим голосом, и он почувствовал, как краска снова бросилась ему в лицо. — Вы знаете, что я имела в виду не ее. Эта женщина не для вас, и это вы тоже знаете.
— Всего хорошего, миссис Райан! — прорычал Лоренс. И, видя, что она снова открыла рот, повторил: — Всего хорошего, миссис Райан!
Она бесшумно удалилась, с величайшей тщательностью закрыв за собой дверь. Лоренс остался сидеть, уставившись в стену, с напряженным лицом и стиснутыми зубами. Неужели его так легко раскусить? Неужели все в офисе обсуждают его, перешептываясь за спиной и оценивая каждый шаг?
