— Хорошо. Я уйду. Но следующий ход — твой.
Макаллистер держал свое слово. Он не приближался к ней. Даже после того, как заиграл оркестр и начались танцы.
Нельзя сказать, что она сидела в одиночестве. Совсем наоборот. Она пользовалась успехом и каждый танец танцевала с новым партнером. Стефани скрывала свое несчастье за маской смеха и веселья. Для постороннего взгляда она была просто королевой бала.
Каким-то образом ей удавалось поддерживать эту игру весь вечер. Около половины первого ночи она отлучилась в дамскую комнату, чтобы освежиться, и, вернувшись, обнаружила, что столик опустел. Садясь, она оглядела танцплощадку из-под ресниц. В этот момент к ней подошла Джойс, которая не только заметила ее взгляд, но и правильно его истолковала.
— Он вон там, — указала она. — Танцует с младшей сестрой Джины, Эми. Он действительно нечто, этот Макаллистер, не правда ли? Кто бы заметил эту тихоню у стены — по пальцам можно пересчитать! А он пригласил ее танцевать!
Стефани вымученно улыбнулась и с притворным равнодушием ответила:
— Да, я видела, как он ее приглашал, — до того, как ушла в туалет.
Несмотря на ее сопротивление, Деймиан вытащил двенадцатилетнюю девчонку танцевать, и сейчас она вся светилась от счастья. Ее хвост летел по воздуху, скобки на зубах блестели от широкой улыбки, а щеки разгорелись.
— Он хороший человек, — сказала Джойс. — Очень хороший.
Стефани не сразу ответила. Тут подошли муж Джойс, Анджело, и его брат Карло, и у них завязалась беседа. Стефани снова смотрела на Макаллистера. Джойс права. Он хороший человек.
Совершенно неожиданно у нее в глазах защипало от слез. Он хороший человек… А она — идиотка. Почему она не успокоилась, когда он ее просил? Почему не попыталась посмотреть на вещи с его точки зрения? Все, что он делал, было из лучших побуждений, потому что он думал о ней.
Стефани вытащила из сумочки платок и вытерла слезы раскаяния, от которого у нее разрывалось сердце. Она сама испортила вечер, который мог быть таким прекрасным, испортила своей раздражительностью и гордостью. Стефани вернула платок на место и защелкнула сумочку. Хватит ли у нее мужества подойти к нему? Извиниться? Или слишком поздно? Может, он уже нашел себе какую-нибудь другую девушку, пока она наслаждалась своей неприступностью?
Она повернулась и оглядела танцплощадку. Танец закончился. Эми сидела со своими родителями. Она запаниковала. Где же Макаллистер? Он ведь не мог уйти?..
О Господи! Она почувствовала, что тонет в собственном отчаянии. Уже погрузившись в него с головой, она осознала, что кто-то тронул ее сзади за плечо. Прежде чем повернуться, Стефани уже знала, кого увидит. От этой уверенности даже голова закружилась.
— Стефани? — Макаллистер приглаживал растрепавшиеся от танцев волосы рукой.
Глаза его были полны печали. Оркестр играл «Оставь последний танец для меня». Он протянул руку и улыбнулся, сердце Стефани перевернулось. Она встала.
— Мне так жаль, — прошептала она.
— Я знаю, — ответил он просто. И она поняла, что все забыто. Прощено и забыто. Их отношения снова в полном порядке.
Деймиан крепко взял ее за руку и повел на танцплощадку. Он легко развернул ее. Стефани положила левую руку ему на плечо. Он, взяв ее правую ладонь, уютно пристроил ее у себя на груди и притянул Стефани поближе. Так близко…
И ей показалось, что она в жизни не была счастливее.
Макаллистер упивался сознанием того, что эта женщина наконец оказалась в его объятиях. Наслаждение было таким сильным, что напоминало боль. Но если это и боль, решил он, то он может наслаждаться ею.
Не подходить к Стефани весь вечер было просто адом для него. Хотя он намеревался выдержать эту тактику до конца. Но когда увидел, как она вытирала слезы, его упрямства как не бывало. Проклятая гордость — это все, что их разделяет. Ее гордость… ее и его. Но слезы Стефани покончили с его гордостью.
А теперь ее эротические духи кружили ему голову. Грудь ее невинно упиралась в его, отчего что-то случилось с его самоконтролем. Прикосновения ее бедер провоцировали мысли, неуместные на оживленной танцплощадке… и стимулировали физическую реакцию, единственно подходящее место для которой — спальня.
Он застонал. Стефани слегка откинулась и посмотрела на него. В ее глазах — огромных, светящихся — было беспокойство.
— Я наступила тебе на ногу?
— Нет, ничего подобного.
— А я подумала, что, видимо, являюсь причиной этого ужасного стона.
— Ради всего святого, почему ты так решила? — усмешка сверкнула в его глазах.
— У моих туфель очень острые каблуки, и я подумала, что, может быть, уколола тебя…
— Нет, я же сказал, ты не наступила мне на ногу.
— Тогда что же явилось причиной такого ужасного стона, как если бы ты был…
— В агонии?
— А ты в агонии?
Он глубоко вздохнул.
— В смертельной.
— Это?..
— Это… у меня… э… личное.
— Что-то, о чем ты не хочешь говорить?
Они добрались до угла танцплощадки, и при повороте он использовал этот маневр — довольно умно, как ему показалось! — чтобы еще крепче прижать ее к себе.
Стефани все смотрела на него, закинув голову. И не болит ли у нее шея от этого неестественного положения? Но шея у нее красивая — белая, лебединая, грациозная. Если бы он все еще рисовал, то наверняка бы нарисовал ее. Во всей ее красе…
— Ах, — глаза ее блеснули, дразня, — теперь я поняла, в чем твоя проблема. Я догадалась по тому, как ты смотришь на мою шею: ты вампир, жаждущий крови. И тебе не терпится затащить меня в темный уголок, чтобы высосать мою кровь!
— Не виновен… по крайней мере, что касается вампирства. — Он поднял к губам ее правую руку и поцеловал. — Хотя утащить тебя в темный угол, — он прочистил горло, — хотелось.
Ее щеки слегка порозовели, ресницы затрепетали — реакция смущенной девушки, подумал он. Но девушка ли она? Конечно, нет. Они с Гулдом были помолвлены несколько месяцев. И она, вполне вероятно, весьма опытная женщина.
— Я думаю, — прошептал он ей в ухо, — пора уходить. Мы поедем ко мне, выпьем по чашечке кофе, по рюмочке на ночь…
Ее шелковые пряди щекотали ему губы, и он уткнулся в ее шею и поцеловал нежную кожу под ухом. Он почувствовал, как она затрепетала. Правой рукой он мягко обнял ее за бедра и нежно прикоснулся пальцами к тому месту, где спина изгибалась и переходила в маленькую аккуратную попку.
От интимности его прикосновения Стефани вздрогнула, и, хотя это было едва заметно, такое доказательство ее беззащитности тронуло Макаллистера до глубины души.
Минуту назад его намерением было без отлагательства заманить это очаровательно-кокетливое создание в постель. Теперь его захлестнул порыв нежности. И в дополнение к этому — подумать только! — он ощутил себя рыцарем.
