– «Х» – буква или цифра десять?
Джеку, похоже, нравится этот вопрос.
– Буква.
– Значит, до меня было еще двадцать три человека?
– Да.
– А что будет, когда у вас закончатся буквы?
Джек смеется. Эван впервые слышит, как он смеется. У Джека громкий грудной смех.
– Тогда, думаю, им придется использовать цифры.
Машина проезжает мимо трейлера: какая-то семья выбралась за город на уик-энд.
– В твоей жизни будет лишь один инструктор за раз. Я же всегда буду рядом. Как сегодня.
– Да, но мне никогда не удастся справиться с болью, как тому парню.
Джек задумчиво хмурится. Затем произносит:
– Тебе и не придется этого делать. Тебе нужно лишь вести себя лучше, чем в прошлый раз. – Он поворачивает голову. – Знаешь, какие слова главные в мире?
Эван растерянно смотрит на него.
– В следующий раз, – говорит Джек.
Эвану это не кажется убедительным.
– Ты же читал «Одиссею», верно? – спрашивает Джек.
– Нет.
– Скоро мы это исправим, – произносит Джек с неодобрением. А потом добавляет: – Одиссей не так ловко управляется с мечом, как Ахилл. Не так хорош с луком, как Аполлон. Не так быстр, как Гермес. На самом деле он ни в чем не является лучшим. Но в целом? В целом ему нет равных. Хитроумный Одиссей. – Взгляд Джека движется от одного зеркала заднего вида к другому. – Твоя задача – узнать понемногу от каждого человека, которому известно все о немногом.
Так и проходили последующие годы жизни Эвана.
Рукопашному бою его учил японец, который все время, даже в момент сокрушительной атаки, оставался настолько спокойным, что это бесило. Не было ни поясов, ни додзе, ни белых кимоно – это были уличные боевые искусства, вобравшие в себя лучшее. В пропахшем по́том гараже Джека мир Эвана перевернулся после первого же боя, когда на него разом обрушились все бойцы мира. За ударом ногой из муай-тай следует тычок в глаз из вин-чунь, заставляющий Эвана пошатнуться. Прежде чем он успевает восстановить равновесие, его настигает удар открытой ладонью в ухо из индонезийского пенчак силат, от которого у него начинает звенеть в голове. Наполовину ослепленный, Эван отшатывается, но учитель настигает его ударом локтя из филиппинского кали, совмещенным с локтевым захватом руки. Мальчик падает на пол, сраженный мудростью четырех культур, объединившихся ради раздачи тумаков.
Эван даже не знает, что у него болит сильнее.
Он вытирает кровь с губ.
– Этот парень никогда не выходит из себя?
Джек, сидящий в углу на пляжном шезлонге, отрывает взгляд от книги Видала «Линкольн».
– Ему это и не нужно.
Эван наклоняет голову и сплевывает кровь в ладонь.
– В следующий раз, – говорит Джек, поднимаясь, чтобы идти в дом.
Вечерами они сидят в кабинете, где зеленые стены заставлены возвышающимися до потолка книжными полками. Здесь они занимаются тем, что Джек называет «изучение местности и культур». Эван узнае́т о правилах, об этикете, об истории, о табу у разных народов. Что говорить, если случайно наступишь кому-то на ногу в московском метро. Что думают армяне о турках. Каким образом предлагать визитку в Китае. Как произносится французское «r». Они занимаются и произношением, чтобы Эван мог избавиться от восточнобалтиморского акцента и его речь стала такой же неузнаваемой, как у любого диктора новостей. Вскоре манера говорить перестала сообщать о нем больше, чем он хотел сказать словами.
Через некоторое время за этим следует сорокапятиминутная поездка в Форт-Мид. Джек неизменно входит через заднюю дверь. Пост охраны всегда подозрительно пуст. Обычно они идут к ангарам, расположенным в поросшем лесом конце базы. Полубезумный капитан с покрытым шрамами подбородком сгоняет с Эвана семь потов, обучая его двигаться под огнем. Мальчик пригибается, перебегая зигзагами от укрытия к укрытию, от одного ствола дерева к другому, пока пули выбивают кусочки коры у него над головой. И всюду его настигает рев капитана: «Внимательнее, Икс. Пусть твое тело это запомнит. Тяжело в ученье – легко в бою».
Однажды, раздосадованный беготней Эвана, капитан отвесил ему подзатыльник. В тот же миг между ними материализовался Джек.
– Можешь причинять ему боль ради тренировки. Но тронь его хоть пальцем от злости, и у тебя будут шрамы по всему лицу. Понял меня?
С глаз капитана мгновенно спадает кровавая пелена.
– Да, сэр, – отвечает он.
На обратном пути Эван говорит Джеку «спасибо».
Тот лишь кивает. Грузовик грохочет по выбоинам на дороге. В люк задувает горячий ветер. Джек, похоже, о чем-то думает. Наконец он произносит:
– Я знаю, что детали твоего рождения… неясны. Если хочешь, мы можем провести генетический тест, найти твоих родственников, выяснить, кто ты.
Эта возможность заставляет Эвана притихнуть. Джек понимает, что давить на него не стоит, и терпеливо ждет ответа.
Эван откашливается.
– Я знаю, кто я, – говорит он. – Я твой сын.
Джек мычит в ответ что-то неопределенное и отворачивается – возможно, чтобы Эван не видел его лица.
Тренировки следуют одна за другой непрерывно. Эван учится прыгать, перебираться через ограждения из колючей проволоки, лазить по деревьям, заборам, стенам. Он учится у старомодного инженера систем безопасности, которого злит отсутствие у него познаний в электронике, и у хакера-подростка, раздраженного тем, как медленно Эван думает. Его учат тому, как сближаться с людьми, выяснять и использовать их слабости. Как не выдавать ничего языком тела, оставаясь совершенно неподвижным во время разговора. Каждый раз, когда Эван поднимает руку, специалист по допросам бьет его по костяшкам крышкой металлического ящика. В конце концов Эван начинает сидеть неподвижно, будто его руки привязаны к ручкам стула. Худой психолог проводит десятки тестов со странными вопросами:
– Изменяли ли вы любимому человеку?
– Нет.
– Занимались ли вы сексом с животным?
– Нет.
– В какой момент заканчивается верность?
– Когда кто-то просит вас заняться сексом с животным.
Сидящий в углу Джек давится кофе.
Эван учится стрелять стоя, с колена, лежа, в цели, находящиеся в семи сотнях ярдов, в трех сотнях. После того как он набил руку на обычных мишенях, инструктор переходит к человеческим силуэтам, затем к фотографиям женщин и детей в полный рост. Когда Эван колеблется, инструктор говорит ему:
