Ежов был маниакально озабочен состоянием бдительности и борьбой против иностранных разведок и их агентов. 3 декабря 1936 года на совещании в НКВД он сказал: «Мы с каждым годом все ближе и ближе к войне. Иностранные разведки активизируются, развивают на нашей территории лихорадочную деятельность»[40]. В условиях роста сталинской шпиономании НКВД брал под подозрение всех, кто мог быть вероятным источником разведывательной информации — политэмигрантов, граждан Германии, а также бывших граждан Германии, получивших советское гражданство. Директива НКВД от 2 апреля 1937 года также предписывала слежку за дипломатическими представителями Германии, а также теми, кто был с ними связан{338}.15 февраля Ежов сообщил ЦК, что «иностранные разведывательные службы, в частности, германские, используют в целях шпионажа и саботажа представителей немецких фирм и иностранных специалистов, работающих на предприятиях и в учреждениях Западной Сибири». Вслед за этим последовало решение Политбюро от 13 марта не продлевать виды на жительство гражданам Германии, Японии, Польши и другим иностранным гражданам, проживающим в Западной Сибири, и в течение месяца НКВД дал указания своим местным органам в течение полугода выслать из СССР всех граждан Германии, зарегистрированных милицией, а также всех иностранных граждан, которые в какой-то степени подозревались в шпионаже или контрреволюционной деятельности; при необходимости граждан Германии следовало даже арестовывать и высылать. Однако, это не относилось к немецким политэмигрантам; их дела надлежало рассматривать отдельно{339}. Комиссии из трех членов было поручено решать вопросы о продлении вида на жительство иностранным коммунистам и политэмигрантам; в нее входили Е.Д. Стасова от ЦК, Агранов от НКВД и Москвин-Трилиссер от Коминтерна{340}.
Другой целью были остатки небольшевистских политических партий в Советском Союзе, давно прекратившие политическую деятельность; бывшие деятели этих партий, которые не эмигрировали, жили в ссылке внутри Советского Союза. В ноябре 1936 года Ежов сообщил главам региональных управлений НКВД об «активизации» бывших социалистов-революционеров (эсеров), стремившихся восстановить свою партию и организовать широкомасштабное повстанческое движение. Все эсеровские группы надлежало выследить и ликвидировать{341}. Аресты бывших эсеров начались немедленно. В этом же месяце в Западной Сибири, например, была выявлена и ликвидирована диверсионно-шпионско-террористическая организация, руководимая «Сибирским бюро партии социалистов-революционеров», по обвинению в действиях по указаниям «Всесоюзного объединенного центра партии социалистов-революционеров»{342}. Ссылаясь на якобы имевшие место диверсии, агитацию и терроризм, в феврале 1937 года Ежов предложил повторно арестовать бывших лидеров эсеров. С согласия ЦК НКВД арестовал около 600 человек. В этом же году в Уфе состоялся крупномасштабный закрытый процесс против высланных эсеров. Их близкие родственники также были арестованы{343}.
Несмотря на это, 17 января 1938 Сталин написал Ежову, что репрессии в отношении эсеров еще не завершены — «линия эсеров… не размотана», и их осталось еще немало «в нашей армии и вне армии». Сталин указывал Ежову, где конкретно следует искать эсеров (перечислив регионы, промышленные отрасли), и призвал действовать «поживее и потолковее». В течение двух или трех недель Сталин хотел получить точную информацию о том, сколько эсеров на учете в НКВД{344}. На следующий день Ежов дал указание об операции против бывших эсеров, в результате чего многие были арестованы{345}. 9 февраля он доложил Сталину об исполнении его приказов «о разгроме эсеровской организации». В это же время по приказу Сталина НКВД зарегистрировал 5388 (бывших) эсеров, включая 1014 членов ВКП(б) и 244 военных. В соответствии с указаниями Ежова 2 тысячи человек уже было арестовано, а последующие аресты дали возможность выявить и ликвидировать ряд эсеровских организаций, включая «разветвленную военную антисоветскую организацию», которая вела подрывную деятельность в армии{346}.
В апреле 1937 года Ежов подписал инструкцию о том, как действовать в отношении меньшевиков, обвинив их в подпольной работе под руководством «Всесоюзного меньшевистского центра», контактах с иностранной делегацией меньшевиков, эсерами и оппозицией в коммунистической партии; а также участии в саботаже и терроризме. Оставшееся меньшевистское подполье надлежало ликвидировать немедленно полностью{347}. 14 февраля 1938 года он дал новые указания по оперативным мерам против бывших меньшевиков и анархистов{348}.
Наивысший триумф Ежова наступил на пленуме ЦК, проходившем 23–29 июня 1937 года. В официальной информации о пленуме главная тема повестки дня не была указана. А это был доклад Ежова о заговорах, раскрытых НКВД за последние три месяца. Предполагалось, что доклад Ежова должен произвести сенсацию среди членов ЦК, и что некоторые из них могут быть арестованы. В архивном экземпляре стенографического отчета пленума указано, что заседания с 23 по 26 июня «не стенографировались», но, учитывая характер обсуждаемых вопросов и наступившие последствия, не исключено и то, что позднее стенограмма была уничтожена. Несмотря на это, в архиве ФСБ сохранился конспект и материалы, составившие доклад Ежова. Это позволяет нам узнать, что нового рассказал он на пленуме{349}. В своем докладе Ежов обрисовал картину всеобъемлющего заговора против Сталина. Якобы, уже в 1933 году по инициативе различных групп оппозиции был создан объединенный «Центр центров» с участием Рыкова, Томского и Бухарина от имени правых, эсеров и меньшевиков; Енукидзе от имени заговорщиков в Красной Армии и НКВД; Каменева и Сокольникова от имени зиновьевцев; а также Пятакова от имени троцкистов. Главной задачей этого «Центра центров» или «Объединенного центра» были свержение советской власти и реставрация капитализма в СССР. Как указывалось в докладе, военные заговорщики во главе с Тухачевским, а также Ягода и его люди в НКВД также подчинялись этому Центру. Новым в схеме Ежова было то, что руководство каждой республики или области также принадлежало к заговорщикам. В своем докладе он упомянул ряд первых секретарей обкомов: Шеболдаева (Курск), Разумова (Иркутск), Кабакова (Свердловск) и Румянцева (Смоленск) — все они были членами ЦК и были арестованы еще до открытия пленума{350}.
В итоге, как докладывал Ежов, после февральско-мартовского пленума было арестовано 14 членов ЦК и 12 кандидатов. Он дал подробную информацию о вредительстве в наркоматах земледелия и совхозов, в которых саботировался второй пятилетний план в части сбора урожая высококачественных культур, а животноводство было приведено в упадок. Между тем враги «умышленно распространяли среди скота эпизоотии путем заражения ящуром, чумой, сибирской язвой и другим; кастрировали племенных баранов; срывали работы пунктов искусственного обсеменения»{351}. По словам Ежова, не было ни одного учреждения, где враги не вели бы своей работы. Он выступил со зловещим предостережением: «К настоящему времени, когда ликвидирована в основном только головка и актив организации, уже определилось, что антисоветской работой организации были охвачены — система НКВД, РККА, Разведупр РККА, аппарат Коминтерна — прежде всего польская секция ИККИ, Наркоминдел, оборонная промышленность, транспорт — преимущественно стратегические дороги западного театра войны, сельское хозяйство»{352}.
