Холст. Масло. На этот раз Петров-Водкин. Купание красного коня. Те же линии, те же пропорции, та же чуть встревоженная поза ездока со слегка согнутыми в коленях ногами. Вот только конь из-под мальчика куда-то испарился. И получилось купание красного фаллоса. Четкие, доведенные до автоматизма движения женских заботливых рук: моем-моем трубочиста, чисто-чисто, чисто-чисто.
Ленка смотрела на это странное, словно оживающее под ее пальцами изобретение природы и не понимала ни красоты его, ни назначения. Она не хотела верить, что именно этот маленький сморщенный отросток не так давно поднимал ее до самого предела оглушительной сверхзвуковой высоты, доводил до болезненного приступообразного восторга и долго не давал опуститься на землю после невесомого в своей свободе парения. Ленка икнула и вдруг почувствовала себя такой обиженной, совращенной и обманутой, как будто кто-то всю ночь горячо и клятвенно божился на ней жениться, а под утро, сделав свое грязное дело, раздумал.
Но голова боится, а руки делают, и она машинально продолжала купание, с удивлением наблюдая, как ее неловкие, но терпеливые прикосновения сотворяют необыкновенное чудо. Старичок рос, расправлял плечи, разглаживал мелкие частые морщинки и сгонял их в одну глубокую и подвижную складку на своей крепкой, уже не помещавшейся в Ленкиной руке шее. Он весь гордо выпрямился, высоко вздернул голову и, косо зыркнув на Ленку единственным монгольским глазом, зашатался пружинно из стороны в сторону и вдруг – затих.
Сейчас плюнет, решила она и от греха подальше убрала руку.
– Не останавливайся, – тихо приказал Малыш и, сжав железными пальцами сначала ее запястье, потом локоть и дальше – шею, наклонил Ленкину голову над собой и заставил закончить прерванную без уважительной причины работу.
Затем повелитель и рабыня поменялись ролями, и Ленка до тех пор милостиво принимала искусные ласки своего раба, пока тот снова не взбунтовался и не возглавил очередное восстание, чтобы сполна отомстить своей госпоже за все перенесенные им унижения.
Мухе повезло больше.
Ей удалось спастись. Потоки воздуха, подчиняясь каким-то непонятным законам, подхватили ее, подняли наверх и вытолкнули под зад точно в форточку. Это последнее, что удалось Ленке заметить пред тем как семьсотсемидесятицветная радуга накрыла ее с головой. Воцарилась мертвая и какая-то тревожная тишина. Как перед грозой, подумала Ленка. Или как после грозы? Воздух, наполненный озоном и еще другими неизвестными включениями с еле различимым терпким мускусным запахом, все еще кружил ей голову и не давал окончательно прийти в себя.
Малыш очнулся первым.
– А ты смелая, – сказал он, водя Ленкиными пальцами по своим губам.
– С чего ты взял? – удивилась она.
– Не каждая в на это решилась...
– На что «на это»? – не поняла Ленка.
– А если б я оказался Чикатиллой? – ответил вопросом на вопрос Малыш.
– Значит, судьба моя такая.
– И часто ты так судьбу испытываешь?
– Тебе интересно, как часто я с первым попавшимся бросаюсь во все тяжкие?
– Ну, в общем, да, – смутился Малыш.
– По четным дням и субботам, – засмеялась Ленка.
Малыш подсчитал что-то в уме и снова спросил:
– Стало быть, у тебя сегодня выходной?
– У меня сегодня день открытых дверей.
– То есть всем можно?
– Можно, но не всем, – вдруг разозлилась Ленка, – некоторым это посещение будет очень дорого стоить.
– Хочешь, я подарю тебе персик? – начал торговаться Малыш.
– В зачет былых заслуг?
– Нет, – твердо сказал Малыш. – Считай, что ты просто провела бесплатную рекламную акцию.
– Ну и как товар? – заинтересовалась Ленка.
– Я готов оплатить всю будущую партию.
– У нас есть будущее?
– А ты в этом сомневаешься?
– Сомневаюсь.
– Не сомневайся, – уверенно произнес Малыш, – у нас будет самое лучшее на свете будущее.
– Тогда лучше цветок, – подумав, попросила Ленка.
– Какой цветок?
– Цветик-семицветик, чтоб желанья выполнял...
– Нет проблем. – Малыш вскочил и стал прямо на голое тело натягивать джинсы.
– Ты это серьезно? – не поверила своим глазам Ленка.
– Малыш в лепешку расшибется, лишь бы Карлсон не улетел к себе на крышу.
Ленка приподнялась на локте и стала с интересом наблюдать, как Малыш мечется по спальне.
– Ты только никуда не уходи, – сказал он, доставая из-под кровати свитер.
– Хорошо, не уйду, – согласилась Ленка и крикнула ему вдогонку: – Не забудь, мне нужен семицветик.
Но Малыш уже не слышал ее.
Где-то вдалеке стукнула дверь, и Ленка осталась одна.
Что я здесь делаю, спохватилась она. И внутренний голос услужливо ответил: «Вали отсюда, дура. Пользуйся моментом. Никто тебя не поймает, искать будет – в жизни не найдет. Ни имени, ни фамилии, ни адреса, ни телефона, никаких особых примет, улик, отпечатков пальцев. Хотя пальчики, пожалуй, остались. Но кто же их снимать станет? А если не лежать тут неподвижной колодой, то есть еще возможность и от них избавиться».
Но зачем, сама себе возразила Ленка. Я не хочу.
Я никуда не хочу уходить.
Да и как можно уйти, когда дверь закрыта на ключ снаружи?
Если только улететь?
Но я не хочу никуда улетать.
Ленка встала с постели и подошла к окну. Посмотрев вниз, она пришла к выводу, что квартира Малыша находится приблизительно на этаже одиннадцатом-двенадцатом.
А двенадцатый этаж, даже с парашютом, – это высший пилотаж, это, братцы, круто. Не готов ваш Карлсон взмыть с полпинка за тучи, вот бы мух объединить в эскадрон летучий!
Прав Малыш: как было так можно? Так легкомысленно, так опасно, так бестолково? Или все-таки толково? По крайней мере, толковать о случившемся сейчас уже поздно. Но лучше жалеть о том, что ты сделала, чем о том, чего не сделала. Пополнять бухгалтерскую ведомость списком упущенных возможностей можно бесконечно долго, но эти самые суки-возможности с возрастом появляются все реже. Поэтому и пришлось идти ва-банк, и шампанское, как известно, не заставляет ждать рискнувших. Не всю же жизнь заклеивать пластырем расквашенную об асфальт морду? Может же и мне, с конца на конец, повезти?
Но в чем, по большому счету, моя удача? В чем везение? Радость, от которой хочется прыгать до потолка? Счастье, от которого хочется плакать? Внезапный, незаслуженный, неслыханный подарок судьбы?
Или ее подножка? Подковырка? Пощечина?
Дура! Остуди мочу.
