Филипп, похоже, не разделял ее радости, но был вежлив:
— Здравствуй, Маделин.
Она пожала его протянутую руку, затем зашла еще дальше, поцеловав его в щеку. Никто бы не посмел позволить себе подобное с королем, если бы не имел с ним до этого каких-либо интимных отношений. И было совершенно очевидно, что эти двое их имели. Но вести себя так в присутствии Ханны! Наверняка у этой женщины что-то было на уме неприятное для Ханны.
— Ханна, это Маделин Грено, — представил незнакомку Филипп. — Маделин, это моя жена.
— Ваше высочество, — произнесла та с неприкрытой неприязнью, а затем присела в самом жалком подобии реверанса, который Ханна только видела на своем веку. Атмосфера между ними раскалилась настолько, что стало трудно дышать.
— Что ж, уже скоро начнется аукцион, — начал Филипп, и было видно, что ему хочется уйти.
— Да, пожалуй, мне пора пойти и решить, что же я хочу приобрести. Рада была наконец с вами познакомиться, Ханна.
Не обращаться к ней по титулу было прямым оскорблением, к тому же Маделин даже не потрудилась сделать на прощание реверанс. Филипп же либо ничего не заметил, либо ему было все равно.
— Скоро увидимся, — пообещала Маделин Филиппу, одарив его напоследок загадочной улыбкой. Впрочем, загадочной эта улыбка могла показаться лишь самой Ханне, а вот Филипп наверняка был в курсе, что же она значила. Проходя мимо, женщина на секунду наклонилась к Ханне. — Ты можешь быть его женой, но любить он всегда будет только меня, — прошипела она ей на ухо.
Ханна была настолько ошарашена, что даже не нашлась с ответом. Она просто стояла на одном месте, словно впала в ступор.
— Что она тебе сказала? — спросил Филипп.
Ханна лишь покачала головой. Сначала ей показалось, что Филипп хочет продолжить разговор, но тут появился кто-то еще, и он, похоже, совершенно об этом позабыл.
А вот у нее не получилось забыть.
Она была не настолько глупа, чтобы поверить, будто бы у Филиппа до нее женщин не было, но одно дело — понимать это в теории, а совсем другое — встретиться лицом к лицу с его бывшей любовницей… Особенно когда та выглядела вот так. А если Маделин сказала ей правду? Если Филипп правда любит эту женщину?
Да нет же, глупости.
Он любит Ханну. Может быть. Муж никогда не произносил этих слов вслух, зато много раз выражал свои чувства иначе. Да она запросто может прожить всю свою жизнь, не слыша от него любовных признаний, до тех пор, пока его поступки будут говорить сами за себя.
Разве нет?
К тому времени, когда все закончилось, Ханне показалось, будто бы в этот день она сражалась со всеми своими страхами и комплексами, вместе взятыми. И, похоже, проигрывала.
Она проводила Филиппа до его апартаментов, вошла и присела на краешек кровати, пока тот раздевался.
— Трудный выдался день, — сказал король.
— Да, верно.
Он ослабил галстук, бросил его на кресло.
— Я так устал.
— Я тоже.
Филипп повернулся к ней лицом:
— Итак, ты мне скажешь?
— Что?
Он положил на столик запонки.
— Что случилось.
В какой-то момент Ханна уже решила все отрицать или свалить свое печальное состояние лишь на усталость, но передумала. Неопределенность, мучающая ее после разговора с Маделин, не давала девушке покоя, и терпеть она больше не могла.
— Маделин Грено, кто она?
— Друг семьи.
— Мне показалось, она больше чем просто друг.
Филипп вздохнул, словно смирившись с неизбежным.
— Что она тебе сказала?
— Она намекала, что вы раньше встречались.
— Да, мы виделись время от времени.
— И это было серьезно?
— Кажется, Маделин считала именно так. Она убедила себя, будто мы должны пожениться, хотя я никогда не давал ей никаких оснований для подобного заключения. Когда объявили о нашей с тобой помолвке, она… расстроилась.
— Ты с ней спал? — Ханна задала вопрос быстрее, чем успела его осознать.
— Не надо, Ханна.
— Я хочу знать.
Она прекрасно понимала, каков будет ответ, и глупо было даже спрашивать подобное. Но ей требовалось услышать это от него, услышать, как он говорит эти слова.
— Ты с ней спал, Филипп?
Он молча посмотрел ей в глаза. Что ж, по крайней мере, у него хватило духу это сделать.
— Да, спал, — ответил он наконец. — Это было давно, и я отказываюсь извиняться за то, что делал до того, как мы с тобой поженились.
А он и не должен.
— Ты ее любишь?
Филипп едва слышно выругался.
— Нет, Ханна. Я не люблю и никогда не любил ее. Или кого-нибудь еще, если уж на то пошло.
— Включая меня. Ты это имеешь в виду?
Он промолчал.
С минуту в комнате висела напряженная тишина. А потом Ханна не смогла больше сдерживаться:
— Филипп, я люблю тебя.
Выражение его лица не изменилось, не смягчилось от этих слов. Он не выглядел ни грустным, ни сожалеющим. Просто холодным.
— Ты зря тратишь на меня свою любовь.
Это причинило ей страшную боль, даже большую, чем она могла вообразить. Предложить свою любовь и видеть, как ее вот так швыряют тебе в лицо…
— Ну как ты можешь так говорить?
— Потому что я не могу любить тебя в ответ. Я на это не способен.
— У тебя же есть чувства ко мне, Филипп. Я знаю, что есть. Это видно в тысяче мелочей, самых разнообразных твоих поступках… Почему ты не веришь сам себе?
Он покачал головой.
— Я знал, что это плохая идея.
— Что?
— Это, — Филипп указал на кровать, обвел рукой комнату, — то, что мы довольно продолжительное время были слишком близко друг от друга. Я просто создал у тебя неправильное впечатление, дал тебе возможность думать, будто в этом есть что-то, чего на самом деле нет.
— Чего нет?
— Брака. Это не то, чего ты ожидала. Я уже говорил.
Но он же есть, этот брак. Есть! Почему он этого не замечает?
— Тогда зачем это все?
Сначала Филипп заколебался, но потом, видимо, нашел ответ:
— Важно, чтобы мы производили впечатление, будто у нас все хорошо.
— Здесь, я думаю, гораздо более важно, чтобы у нас действительно было все хорошо, не говоря уже о том, что наша личная жизнь не имеет ничего общего с публичным имиджем.
