— И это моя вина. Извини. Но я предупреждал тебя, как все будет.
— Ты извиняешься? — Ей хотелось встряхнуть его хорошенько, докричаться до его здравого смысла, убедить, что чувствовать — это нормально. И любить — тоже.
— Я всегда буду верным тебе, Ханна.
— О, спасибо! — Кажется, ее сарказм удивил Филиппа. И она не смогла удержаться и не подсыпать на рану немного соли: — Честно говоря, я не вижу смысла хранить друг другу верность в браке, который не является настоящим.
Его лицо потемнело.
— Что это значит?
Было ясно, что Филипп понял ее слова как то, что это она не собирается быть ему верной. Но если он к ней ничего не чувствует, то не все ли ему равно?
— Ничего, Филипп. Это ничего не значит, — девушка схватила свою сумочку. — Я иду к себе. Ты знаешь, у меня свои комнаты, у тебя — свои.
Филипп поджал губы, лицо стало упрямым.
— Отлично, — кивнул он.
Все, что он мог сейчас сделать, это попросить ее остаться, и она, возможно, согласилась бы, но Филипп был не способен даже на это. И ей оставалось лишь сделать один-единственный вывод: ему было абсолютно все равно. Ханна чувствовала себя слишком усталой, чтобы попытаться влить в него хоть каплю здравого смысла, ведь она так или иначе скажет что-нибудь, о чем потом пожалеет.
Остановившись возле двери, Ханна обернулась.
— Из чистого любопытства: а что насчет детей?
— То есть?
— Ты сказал, что любить не способен. Это относится и к детям тоже?
Ханна могла поклясться, что Филипп слегка побледнел. В первый раз за все время ему, казалось, действительно стало нелегко.
— Ты будешь любить их за нас обоих, — наконец произнес он.
— Знаешь, мне жаль тебя, Филипп. Ты будешь несчастен всю свою жизнь.
Девушка отвернулась и ушла, уставшая и измотанная. И где-то в глубине души она понимала, что это начало конца.
— А как насчет жареной утки? — спросила Софи.
Они сидели в комнате Ханны, обсуждая меню для предстоящего праздника. Девушка лишь пожала плечами. Ей, если честно, было все равно. И ничто не занимало ее на протяжении вот уже многих дней. Они с Филиппом едва перемолвились хотя бы словечком за все время после аукциона, и Ханна еще никогда не ощущала себя такой одинокой. К тому же теперь она постоянно чувствовала себя плохо, и если бы не Софи и ее помощь, то она вообще бы не знала, как все это вынести.
Ханна часто сидела с ней вместе вечерами, хотя раньше проводила это время со своим мужем. Софи даже снова стала учить ее готовить, как и обещала, но после нескольких попыток Ханна все забросила. Каждый раз, когда она только смотрела на еду, ей становилось плохо. Хотя на самом деле ей было плохо почти всегда. Ханна знала, что должна сделать, просто никак не могла набраться храбрости.
Каждый день она убеждала себя, что Филипп, может быть, еще изменит свои убеждения, но, когда этого не происходило, все больше и больше теряла надежду. Она-то думала, что сумеет наладить их брак, но, вероятно, оказалась для этого недостаточно сильной.
— Ханна? Я хочу приготовить утку и пригласить вас обоих в пятницу на ужин.
— Не думаю… — тут ее голос дрогнул, и она умолкла.
— Я знаю, что вы, ребята, пошли по кривой дорожке. — Софи коснулась ее руки, в добрых глазах было столько сочувствия, что молодая женщина едва не разрыдалась.
Прикусив губу, Ханна изо всех сил пыталась сдержать слезы, но ничего не вышло, и на ее щеках все-таки заблестели мокрые дорожки. Устыдившись своей слабости, она тут же вытерла их краешком рукава.
— Да что же такое со мной творится!
— Ты расстроена, это понятно.
— Но обычно я так себя не веду. А сейчас плачу и плачу…
— Критические дни, — предположила Софи.
— Да нет вроде, — замялась Ханна. — Даже… наоборот.
Принцесса протянула ей бумажный платочек.
— Как давно у тебя все должно было начаться?
— А что?
— Просто проверь. На всякий случай.
Это было пустой тратой времени, но ради Софи она поднялась и пролистала свой ежедневник. Последняя красная галочка, обозначающая первый день ее цикла, была поставлена уже около пяти недель назад.
У Ханны екнуло сердце. Неужели так давно? Нет, быть того не может.
— Ну? — поинтересовалась сзади Софи.
— Судя по датам, я запаздываю уже на неделю, — проговорила Ханна, внезапно ощутив столь сильную тошноту, что едва не согнулась пополам.
— Ты предохранялась?
— Нет, но… прошло всего лишь несколько месяцев. Моим родителям понадобились годы, чтобы зачать меня. Я просто думала…
— Такое может случиться даже после первого раза.
Что ж, в таком случае все можно объяснить очень даже хорошо. Не считая двух последних недель, они редко ночевали порознь.
— Так ты думаешь?..
Софи ободряюще пожала ей руку.
— Что я думаю, так это то, что тебе надо показаться нашему семейному доктору.
Ханна сидела как на иголках, убеждая себя, что это, должно быть, все же ошибка — просто сбой в цикле, который можно списать на депрессию, легкую простуду, напряженный график… Хотя обычно ее организм работал как часы.
Ты не беременна, говорила она себе, получив из рук врача тест и отправляясь в ванную.
— Я буду рядом, если понадоблюсь, — проговорила Софи.
Ханна еще никогда не держала в руках подобные тесты, а уж тем более не пользовалась ими. Прочитав инструкцию, она усмехнулась. Странно, что такой жизненно важный, в корне меняющий судьбу ответ можно получить после столь простой процедуры…
Все вышло быстро и легко, как и рекламировали по телевизору. И когда Ханна увидела результат, то замерла.
Она открыла дверь ванной. София стояла рядом и вопрошающе смотрела на нее.
— Ну?
— Я не беременна, — сказала Ханна и разрыдалась.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Как только врач ушел, Софи бросилась к Ханне и обняла ее.
— Не расстраивайся. Когда-нибудь это обязательно случится.
Ханна не расстроилась, хуже, она почувствовала облегчение. Но в то же время ей было очень грустно, поскольку она осознавала, что на этом ее браку пришел конец.
— Филипп не любит меня. Он сказал, что не способен на это.
Софи нежно похлопала ее по спине.
— Ханна…
— И когда я спросила, сможет ли он любить своих детей, он ответил, что я буду любить их за нас двоих.
