— Я вернусь! — сказал он, выпрямляясь. — Никогда — слышишь? — никогда не сомневайся в том, что я вернусь. — Тео приложил ладонь к ее щеке. — Даже если случится что-нибудь непредвиденное — затянут с визой или задержат рейсы из-за здешних беспорядков, — ты не должна волноваться. Помни, что я обещал вернуться. И я вернусь, пусть и с опозданием. Я не смогу жить вдали от тебя. Не обращай внимания на плохие новости! А ты пообещай мне рисовать в мое отсутствие. — И он поцеловал ее — у него разрывалось сердце при виде муки на ее лице.
А потом Нулани ушла, навстречу стенаниям матери, унося с собой нежность его прикосновений. Красное платье флагом полоскалось на ветру, пока не растворилось в туманной дымке. Тео остался на берегу. Наедине с ночью.
На обратном пути его сопровождали далекие полицейские сирены и ритмичные вздохи моря.
У самого края Аида Гроув, на пологом склоне недалеко от Суманер-Хаус, кокосы не росли. Здесь ничего не росло. Почва была голой и безжизненной — ни травы, ни кустов. Ничего, кроме заблудшего дерева тамаринда. Когда-то и этот кусок земли плодоносил, когда-то он был частью кокосовой рощи, принадлежавшей владельцам Суманер-Хаус, но эрозия, небрежность и суеверия людей превратили его в пустошь, бесполезную, заброшенную. Согласно местной легенде, в стародавние времена бродячий шаман изнасиловал здесь девушку-служанку и оставил умирать. После многодневных поисков обезумевший от горя отец нашел тело дочери, и скорбь его была так велика, что боги из жалости к несчастной девушке превратили место ее гибели в пустошь. Позже здесь совершались обряды человеческих жертвоприношений. Одно преступление потянуло за собой целую цепь злодеяний, и люди старались обходить это место стороной. Здесь не пасли скот и дети не запускали воздушных змеев, а с наступлением темноты никто даже не приближался к проклятому пустырю. Время от времени местные власти устраивали здесь пуджас в надежде снять проклятие, но никакие молитвы не помогали. Не так давно военные попытались приспособить пустырь под свои цели — как стоянку для машин и пост наблюдения за кораблями, однако Аида Гроув даже армии оказалась не по зубам. Теперь и солдаты тут не появлялись. И лишь Викрам облюбовал это место. Случалось, приходил в самое пекло, просто чтобы посидеть под тамариндом, бездумно наблюдая за игрой солнечных пятен на земле. Викрам не ответил бы, почему его сюда тянет. В свои семнадцать он был выше многих взрослых мужчин и полон сил, несмотря на тяготы детства. Последнее время он маялся от безделья. Ждал, когда Джерард пошлет его на операцию. Но хотя тот уже вернулся в город, а кто-то абсолютно невиновный уже расплатился за убийство министров, Джерард тянул со следующим заданием.
— Терпение, терпение, — повторял Джерард. — Дам знать, когда момент придет. Недели через две-три Главный пришлет гонца с приказом. А пока слоняйся по городу и не лезь ко мне.
Однажды вечером, залившись араком по самое горло, на пути домой Викрам услышал знакомые звуки храмовых песнопений. На острове, он знал, еще остались уголки, где по-прежнему отмечали Дипавали, праздник огней.[9]Его семья всегда праздновала Дипавали. Пошатываясь, Викрам направлялся к Аида Гроув. Жирные, отливающие синевой сороки в ветвях тамаринда тревожно застрекотали.
В быстро сгущающейся темноте ярко вспыхнуло окно: служанка Терси включила свет на кухне, голую электрическую лампочку. Опекун Викрама не давал о себе знать вот уже много месяцев. Терси и гадать перестала, когда его ждать. За работу он ей платил, деньги Викраму присылал исправно, все довольны — так чего же переживать?
Сегодня весь вечер завывали полицейские сирены: где-то на берегу, говорят, стреляли. Терси решила назавтра сходить в город и побеседовать со своим приятелем Суджи — он всегда знает свежие новости. Викрама до сих пор нет — должно быть, как обычно, пьет в городе. Терси ему давно не указ. Она проверила, все ли в порядке на кухне, выключила свет по всему дому, оставив лишь фонарь на веранде, и отправилась в постель.
А Викрам тем временем нетрезво топтался на пустыре. Что-то не давало ему покоя. Что-то тут сегодня было не так. Свет фонаря на веранде еле дотягивался до тамаринда. Викрам поднял глаза. Что-то свисало с самой верхней ветки, неуклюже, как сломанная кукла, раскачиваясь от легкого бриза. Медленно и бесшумно Викрам приблизился к дереву. Гигантский маятник чуть колебался взад-вперед, в темноте напоминая фрагмент картины.
Глухой ночью, когда пришла прохлада, а рассвет был еще далек, кто-то убрал труп. Тяжелое тело в черных ботинках и капюшоне было связано по рукам и ногам, а к ладоням прикреплены электроды. Ладони свидетельствовали о молодости. Хиромант разобрался бы в линиях на этих ладонях. Хиромант рассказал бы о прожитой жизни. Но хироманта рядом не было. Никто не ужаснулся, не заплакал от жалости. Утром, когда солнце вновь заиграло в ветвях тамаринда, труп исчез. Быть может, воскрес из мертвых. Быть может, отправился дальше, в иные места. Кровь пролилась, подумал Суджи, когда ему рассказали, и земля пропиталась кровью. За тамариндом на пустыре и за кокосовой рощей проглядывало море. Ярко-синее, цвета неба, усеянное точками кораблей.
Ничего не изменилось. Вечные волны без устали накатывали на берег, где скучали катамараны, зарывшись носом в песок. Когда отменили комендантский час, Тео и Нулани возобновили прогулки по пляжу. Два грядущих расставания страшили Нулани.
— Брат уезжает через две недели, — сказала она.
Ей было тяжело даже думать об этом. Когда она вновь увидит Джима? Тео утешал ее тем, что уж он-то точно вернется. Он переживал ее боль как свою. Ему, похоже, передались и ее суеверные страхи. «С ума я схожу, что ли? — спрашивал он себя. — Не хватало еще поверить в разбитые зеркала и прочую ерунду». Но теперь он ясно видел, насколько шатко все в ее жизни. Словно построено на зыбучем песке. Почему он прежде этого не понимал?
От Суджи не укрылось его смятение.
— Не тревожьтесь, сэр, — снова и снова повторял Суджи, пока они курили на веранде.
Генератор снова сгорел; ночную тишину нарушало только кваканье лягушек в саду.
— Я пригляжу за ней. Обещаю, сэр. Вы ведь помните нашу первую встречу, — помолчав, добавил Суджи. — Там, на дороге, когда вы искали дом?
«Сэр. Он упорно так ко мне обращается, — с теплотой подумал Тео. — И это тоже не изменится».
— Так что не беспокойтесь. С девочкой все будет хорошо. Я с нее глаз не спущу.
— Если вдруг какие-то проблемы — с дядей ее, да с чем угодно, — отвези Нулани к Рохану, ладно?
Время отъезда неумолимо приближалось, и тревога Тео делалась все сильнее.
— Верьте мне, сэр. Вы должны мне верить. С девочкой ничего не случится, жизнью клянусь. Вы оба мне дороги. — Суджи впервые заговорил о своих чувствах.
До отъезда еще месяц. Из-за скорой разлуки с братом Нулани не могла рисовать. Довязывала свитер, пришивала пуговицы к рубашкам, собирала вещи, надписывала банки с консервированным лаймом. Количество этих банок приводило Суджи в недоумение: сколько их может поместиться в чемодан? Но он помалкивал. Отпустив дочь в Коломбо, миссис Мендис с тех пор словно задалась целью наверстать упущенное и нагружала работой Нулани, которой и без того было несладко. При первой возможности Нулани сбегала из дома, чтобы погулять с Тео по берегу, и Суджи, наблюдая за ними, отмечал, что они с каждым днем становятся все ближе.
