– Хм-м... Да ничего особенного. Не так плохо, как ты думаешь. Как будто из головы вытягивают спутанные нитки. Бывало даже, некоторые просили повторить.
– Дану!
– Факт. Можешь не сомневаться.
– А потом что? После того, как мозги высосут?
– Потом вся оставшаяся жизнь как в тумане. Точно спишь. Ни тебе страданий, ни боли. Ни о чем не переживаешь, о времени не беспокоишься, домашние задания – по боку. Чем плохо, а?
– Но вы же говорили, что пилой голову будут пилить.
– Ну, это немножко больно. Зато быстро. Раз – и все.
– Да-а? – протянул я. Что-то уж больно здорово у него получается. – А у девочки... ну у той, красивой... у нее мозги не высасывали?
Человек-Овца подскочил на стуле сантиметров на двадцать, взмахнув пришитыми ушами.
– Чего? Какая еще девочка?
– Та, что еду приносила.
– Ты чего говоришь-то? Еду я тебе принес. А ты в это время дрых. Я что, на девочку похож?
У меня опять голова пошла кругом.
4
На следующий вечер девочка снова появилась в моей комнате.
Привезла на своей тележке ужин – тулузскую колбасу с картофельным салатом на гарнир, фаршированную рыбу, вроде морского судака, салат из молодых побегов и в придачу крепкий чай в симпатичном чайничке, расписанном крапивными листьями. Чашка и ложка тоже были идеальной старинной формы.
«Ешь, не спеши. И чтобы ничего не оставалось», – показала она и улыбнулась. Фантастическая улыбка! Казалось, небо сейчас разлетится на куски.
– Ты кто? – спросил я.
«Я – это я. Вот и все». – Я не мог слышать ее слов, они проникали прямо в душу. Поразительное чувство.
– А Человек-Овца говорит, что ты не существуешь. И еще...
Она приложила пальчик к губам, приказывая мне молчать.
И я замолчал. Я мастер выполнять чужие приказы. Можно даже сказать, у меня к этому особые способности.
«У Человека-Овцы свой мир, у меня свой и у тебя тоже свой. Так?»
– Так.
«Выходит, в мире Человека-Овцы меня нет, но это же не значит, что я вообще не существую в природе».
– Хм-м, – сказал я. – То есть все эти миры в этом месте смешались в кучу. Где-то они пересекаются, где-то нет.
«Правильно».
Все-таки голова у меня работает. Не все так плохо. Просто после того как меня собака укусила, внутри что-то немножко сдвинулось.
«Ну, раз ты все понял, ешь скорее».
– А если я все съем, посидишь со мной чуть-чуть? – попросил я. – Одному знаешь как скучно.
По лицу девочки пробежала улыбка. Она устроилась на краю кровати и, аккуратно положив руки на колени, стала смотреть, как я ем. Девочка напоминала мне стеклянную статуэтку, облитую ласковым светом наступившего утра.
– Знаешь, недавно я видел девочку, похожую на тебя, – сказал я, поглощая картофельный салат. – И лет ей примерно сколько же. Такая же красивая, и пахло от нее так же.
Она снова улыбнулась.
– Хорошо бы ты познакомилась с моей мамой. Еще я бы тебе скворца показал. – У нас такой классный скворец живет.
Девочка еле заметно повела головой.
– Мама тоже классная, конечно, – добавил я. – Только она слишком за меня переживает. А все потому, что в детстве меня собака укусила. Но это я был виноват, мама ни при чем. Зря она так из-за этого беспокоится. Ведь собака...
«А какая это была собака?»
– Большая, черная. В кожаном ошейнике с драгоценным камнем. Глаза зеленые. Лапы толстенные и на каждой по шесть когтей. Кончики ушей раздвоенные, нос коричневый, как будто на солнце загорел. Тебя собаки когда-нибудь кусали?
«Нет. Но ты доедай».
Я молча продолжал. Покончив с ужином, сложил тарелки, выпил чай.
«Давай убежим отсюда и вместе вернемся к твоей маме и к скворцу?»
– Хорошо бы, – сказал я. – Но отсюда не убежишь. Все двери заперты, а за ними темный лабиринт. А потом, если я убегу, Человека-Овцу накажут. Очень строго.
«Но ты же не хочешь, чтобы у тебя мозги высосали? Тогда мы с тобой больше никогда не увидимся».
Я покачал головой.
Как все перемешалось! Ничего не поймешь. Кому нужно, чтобы в его мозгах кто-то копался? И с девочкой расставаться не хотелось. Но в то же время я боялся снова оказаться в темноте. Да и разве можно Человека-Овцу так подставлять?
«Человек-Овца пойдет с нами. Убежим втроем – ты, я и он».
– Это другое дело, – обрадовался я. – А когда? «Завтра. Завтра старик будет спать. Он спит только в ночь перед новолунием».
– А Человек-Овца согласится? «Не знаю. Он должен сам решать».
– Понятно.
«Мне уже пора. Не говори ничего Человеку-Овце до завтрашнего вечера».
Я кивнул. А девочка, как и накануне вечером, выскользнула в неплотно прикрытую дверь.
Только я погрузился в чтение, как пришел Человек-Овца с подносом – принес пончики и лимонад.
– Ну что, продвигаешься? – поинтересовался он.
– Продвигаюсь.
– Я пончики принес, как обещал. Только что пожарил. Корочка хрустит. Ешь, пока свежие.
– Спасибо.
Я убрал книгу и принялся за пончики. Они и впрямь оказались что надо – хрустящие и необыкновенно вкусные.
– Как? Годится?
– Объедение, – похвалил его я. – Нигде таких пончиков не найдешь. Вам бы пончиковую открыть. От посетителей отбоя не будет.
– Эх! Я тоже об этом думал. Как было бы хорошо.
– Просто замечательно.
Человек-Овца уселся на кровать – на то самое место, где до него сидела девочка. Его хвостик свешивался с краю.
– Ничего не получится, однако, – возразил он. – Куда мне с такой внешностью. Да и зубы я редко чищу...
– Я вам помогу. Пончики буду продавать, тарелки мыть, салфетки раскладывать, деньги считать. А вы бы на кухне пончики жарили.
– Если так, то, конечно, – грустно проговорил Человек-Овца. Что же он хотел сказать?
А в результате меня здесь так и будут хлестать ветками по морде, а из тебя скоро мозги высосут?..
Помрачневший Человек-Овца взял поднос и вышел из комнаты. Я подумал, не рассказать ли ему о плане побега, но, вспомнив слова девочки, промолчал. Как бы там ни было, надо дождаться завтрашнего дня. Тогда все и выяснится.
Я взялся за «Дневник сборщика податей» и снова превратился в ибн Армуда Хасюра. Днем я хожу по улицам Багдада, а вечерами кормлю попугаев. В ночном небе плывет острая как бритва полоска месяца, откуда-то издалека доносятся звуки свирели. Чернокожий слуга курит благовония и отгоняет от меня мошек маленьким опахалом.
