— Эд, я, конечно, всякие оправдания слышал, но ты несешь полную фигню…
Я сдаюсь.
— Ладно, Марв, проехали. Все в порядке.
— Вот и прекрасно.
Моему другу очень нравится оставлять за собой последнее слово.
И тут он наконец подбирается к теме разговора:
— Ну так что, ты подумал?
— Насчет чего?
— Сам знаешь, насчет чего.
Мне приходится повысить голос:
— Значит, так, Марв. На данный конкретный момент ты можешь быть абсолютно уверен, я не имею ни малейшего понятия, на что ты намекаешь. Кроме того, час ранний, я не спал всю ночь, и по некоторым причинам, а я не могу их обнародовать, у меня отсутствуют душевные силы для поддержания нашей милой светской беседы.
Мочи нет, как хочется повесить трубку, но надо держаться.
— Не будешь ли ты так любезен оказать мне услугу и все-таки раскрыть предмет нашего разговора?
— Ну ладно, ладно…
В его голосе звучит неподдельная обида на такого отвратительного типа, как я. Марв всеми силами показывает, что очень хотел бы повесить трубку и только дружеские чувства удерживают его от этого.
— Просто парни спрашивают — ты с нами или нет?
— С вами в чем?
— А то ты не знаешь!
— Просвети меня, темного.
— Ну как же! «Ежегодный беспредел»!
«Ёкарный бабай, — выношу я себе порицание. — Ну конечно, футбольный матч перед Рождеством. Надо было сразу вспомнить! Какой же я бессердечный эгоист!»
— Прости, Марв, я пока не успел над этим подумать.
Друг мой расстроен, причем не как обычно люди расстраиваются, а доведен до белого каления. Марв ставит ультиматум:
— Ну так соберись с мыслями, черт побери! Жду от тебя ответа в течение двадцати четырех часов! Не будешь играть, мы еще кого-нибудь найдем. Люди в очереди стоят, между прочим! Чтоб ты знал, эта игра — старая, всеми уважаемая и соблюдаемая традиция! В нашей команде Джимми Кантрелл и Жеребец Хэнкок,[4]понял? Парни, между прочим, за честь считают присоединиться к нам!
Я немного отвлекаюсь от свирепого монолога Марва. Жеребец Хэнкок? Это кто еще такой, черт побери? И что за кличка такая?
Гудки в телефонной трубке возвращают меня к реальности: Марв повесил трубку. Да, надо потом перезвонить и сказать, что я принимаю приглашение. Надеюсь, кто-нибудь все-таки сломает мне шею посреди огромного куста крапивы и тем освободит от бремени существования.
Закончив разговор, я прихватываю пакет и направляюсь к машине. Нужно вынуть «тело» виновного из багажника. Я засовываю пакет и его содержимое в ящик комода и пытаюсь забыть об их существовании. Тщетно.
Потом я засыпаю.
Лежу в кровати, а вокруг меня стынет время.
Снится прошлая ночь — шкворчащее утреннее солнце и дрожащий мужик на его фоне. Интересно, он уже вернулся домой? А как? Дошел пешком или поймал попутную машину? Я стараюсь не думать об этом. Непрошеные мысли залезают в кровать, я переворачиваюсь на другой бок, пытаясь придавить их животом. Но они, подлые, успевают выскользнуть.
Наконец я просыпаюсь окончательно. По моим ощущениям, уже полдень, но часы показывают лишь начало двенадцатого. Швейцар тычет в лицо мокрым носом. Я возвращаю такси на стоянку, прихожу домой, и мы идем на прогулку.
— Смотри в оба! — предупреждаю я Швейцара, когда мы выходим на улицу.
Меня одолевает параноидальный страх. Я все думаю и думаю об этом мужике с Эдгар-стрит, хотя, по правде говоря, он больше не представляет опасности. А вот те, кто прислал бубновый туз, очень даже представляют. Такое чувство, что они знают: миссия выполнена. И вот-вот пришлют мне карту.
Пики. Черви. Трефы.
Интересно, какая масть окажется следующей в моем почтовом ящике. Почему-то больше всего пугают именно пики. Пиковый туз — это страшно, я его всегда боялся. Так, надо завязывать с этими мыслями. Похоже, за мной следят.
День тянется, мы все гуляем и наконец добредаем до дома Марва. На заднем дворе собралась большая тусовка.
Я прохожу туда и громко зову Марва. Сначала он меня не слышит, а потом подходит.
— Ну что, согласен. Буду играть, — говорю я.
Мы пожимаем друг другу руки. Такое впечатление, что я попросил Марва быть свидетелем на свадьбе. Но ему важно, что мы вместе и одна команда, потому что играем уже несколько сезонов и Марв хочет, чтобы это стало традицией. Мой друг верит в такие вещи, и я с уважением отношусь к его убеждениям. Традиция есть традиция, в конце концов.
Я смотрю на Марва, на собравшийся на заднем дворе народ.
Похоже, никто не собирается расходиться. И еще долго не захочет. Что ж, это совсем неплохо.
Потрепавшись с Марвом о том о сем, я пытаюсь все-таки уйти, хотя со всех сторон предлагают пиво. Люди в нашем пригороде, похоже, без холодильной сумки никуда не выходят. Пиво, шорты, майка, шлепки — все как обычно. Марв провожает меня до калитки — там сидит и терпеливо дожидается Швейцар. Мы с собакой уже прилично отошли от дома, и вдруг Марв кричит:
— Эд! Слышь, Эд!
Я оборачиваюсь. Швейцар, кстати, нет. Ему обычно нет дела до Марва.
— Спасибо, что согласился!
— Всегда пожалуйста!
И мы идем дальше. Завожу Швейцара домой, потом добираюсь до стоянки «Свободного такси» и отмечаюсь как приступивший к работе. Уже выехав на улицы, снова думаю о прошлой ночи. Осколки воспоминаний стоят вдоль тротуаров, некоторые бегут рядом с машиной. Один образ притормаживает и отстает, и его место тут же занимает другой. Посмотрев в зеркало заднего вида, я вдруг понимаю, что не узнаю себя. И вины за собой не чувствую. Даже не помню, что это за парень — Эд Кеннеди.
Я вообще ничего не чувствую.
Хорошо еще, что завтра выходной. Мы со Швейцаром сидим на скамейке в скверике на главной улице. Вечереет, и я купил нам по мороженому. Рожок с двумя шариками, разных вкусов. Манго и апельсин для меня. Жвачка и капучино — для Швейцара. Приятно посидеть в теньке. Я внимательно смотрю, как Швейцар осторожно, но решительно приступает к сладкому и лижет вафельный рожок, чтобы стал помягче. Славный он все-таки малый.
За моей спиной под чьими-то шагами шуршит трава.
Сердце замирает.
Сверху падает чья-то тень. Швейцар продолжает есть мороженое: он, конечно, славный малый, но сторожевой пес из него никудышный.
— Привет, Эд.
Ф-фух, какой знакомый голос.
