— Зиг хайль! — орал вместе со всеми фон Доденбург, охваченный искренним энтузиазмом.
На мгновение его глаза встретились со взглядом фюрера. Каким же мудрым, каким гордым и всезнающим выглядел в этот момент вождь великой Германии!
Маршировавший сзади Шульце фыркнул: «Черт побери, да этот бывший гефрайтер — настоящий сумасшедший!». Затем он громко пукнул, выражая тем самым свое презрение. Но этот звук полностью потонул в бравурном грохоте меди духового оркестра, который подстегивал марш десятков тысяч молодых эсэсовцев навстречу смерти.
* * *
Россия оказалась не самым лучшим местом для продвижения танковых колонн. Огромные сосновые леса беспрерывно тянулись на целые сотни километров. Между ними лежали болота, которые не пересыхали даже в разгар лета. Мосты едва выдерживали вес крестьянских телег, не то что 20-тонных танков Pz-IV. Карты, которыми разведслужбы снабжали войска, были из рук вон плохи и неточны. Дороги, отмеченные красным как автострады, оказывались на самом деле проселочными трактами; оборудованные переправы через реки — обычными бродами. Однако немецкие танки все равно продолжали довольно резво бежать вперед, делая по тридцать, сорок, а порой и по пятьдесят километров в день. Правда, это привело к огромному растягиванию коммуникаций — тыловые службы и обозы просто не поспевали за ними, как и пехота, которая, отстав, брела где-то позади в облаках пыли.
Тем не менее, несмотря на довольно непростые условия, немецкие войска одерживали одну победу за другой. Правда, время от времени русские оказывали весьма ожесточенное сопротивление. Но в таких случаях передовые части немцев просто обходили их и двигались дальше, а оказавшимися в окружении русским дивизиями занимались арьергарды вермахта.
К середине сентября немецкие войска вторглись уже в самое сердце России. Пал Киев, и в плен попали три четверти миллиона человек. Весть об этой грандиозной победе мгновенно распространилась во всех немецких частях. Даже Стервятника захватила волна всеобщего энтузиазма. Отбросив свой обычный цинизм, он заявил офицерам, собравшимся в тени старого вяза в центре пыльной площади какой-то заброшенной русской деревушки: «Война не продлится долго, господа. Сначала мы переправились через Буг, теперь взяли Киев. Скоро все будет кончено».
— Но с тех пор, как мы переправились через Буг, мы пока еще ни разу по-настоящему не сталкивались с русскими, — возразил Шварц. — Черт побери, господин штурмбаннфюрер, за последние недели я не увидел в прицеле ни одного русского танка. Только толпы каких-то оборванцев в красноармейских шинелях, которые озабочены одним: как бы побыстрее убежать от нас.
Стервятник кивнул:
— Знаю, знаю, Шварц. До сих пор вся русская кампания похожа на хорошо организованную экскурсию. За эту неделю, например, у нас выбыло всего лишь пять человек. Всего пять! Представляете, как все это выглядит с точки зрения штаба? Тот бывший сержант, который руководит нашей дивизией, наверняка решит, что у нас тут вместо настоящей войны какая-то легкая прогулка…
Молодые офицеры «Вотана» согласно кивнули. Они думали точно так же, как и штурмбаннфюрер Гейер.
* * *
Когда батальон остановился на ночь в русской деревне, фон Доденбург решил ночевать не в танке, где было слишком жарко, а остаться на ночлег в одной из старых изб — невзирая на риск подцепить там вшей, которыми эти халабуды буквально кишели.
Зайдя в избу, он обнаружил там сидящего на земляном полу старика.
— Ну что, папаша, — спросил его фон Доденбург, — как дела?
Старик ответил ему на ломаном немецком. Они немного поговорили. Но фон Доденбургу не хотелось разговаривать. Ему хотелось что-нибудь выпить, съесть и поскорее завалиться спать. Он показал на огромную русскую печь, которая занимала большую часть избы, и сказал:
— У тебя, дедушка, должно быть, очень большая семья, раз ты построил такую большую печь.
Старик засмеялся, и его маленькие глазки почти исчезли в сетке морщин.
— А вы, немцы, собираетесь зимовать в России? — спросил он.
— Конечно, собираемся, — ответил Куно фон Доденбург.
Старик рассмеялся еще громче, обнажая свои голые десны.
— Над чем ты смеешься, старый дуралей? — рассердился фон Доденбург.
Старик посмотрел на фон Доденбурга и вытянул в его сторону свой указательный палец.
— Тогда вы узнаете, зачем мне понадобилась такая большая печь. Тогда вы узнаете, немцы.
* * *
Пять минут спустя в избу вбежал оберштурмфюрер Шварц. По его лицу струился пот, глаза возбужденно горели.
— Я везде искал вас, фон Доденбург, — крикнул он. — Где вы были?
— В чем дело, Шварц?
— Срочные новости, фон Доденбург! Мы выступаем через час. Только что получен приказ на марш из штаба дивизии…
Фон Доденбург надел ремень и засунул пистолет в кобуру.
— Пошли, Шварц!
Они вышли из избы. Унтер-фюреры свистели, созывая бойцов «Вотана». ССманны торопливо скатывали матрасы и засовывали их в танки. Все находилось в непрерывном движении. Но сидевший внутри темной избы старик продолжал хихикать:
— Вы узнаете, немцы. Вы скоро это узнаете!
Глава вторая
Уже почти рассвело. Танки фон Доденбурга осторожно ехали по бревенчатой гати, проложенной через топь. Было очень тихо. Слышен был лишь скрежет гусениц тяжелых танков. Русские нигде не появлялись. Лишь один раз в темное небо в нескольких сотнях метров впереди взлетела осветительная ракета, но за этим ничего не последовало. Русских по-прежнему нигде не было видно.
Никто не произносил ни слова, все внимательно смотрели на гать. И фон Доденбург, и Стервятник, которые ехали на передовом танке, прекрасно понимали, что весь переход 11-й немецкой армии через Перекоп зависел от того, успеет ли «Вотан» перебраться через перешеек и закрепиться на плацдарме до того, как русские поднимут тревогу, обнаружив, что группировка Манштейна перешла в наступление.
Узкий перешеек, который соединял Крымский полуостров с материком, был покрыт бесконечными соляными болотами, которые делали его практически непроходимым. Через эти болота было невозможно перебраться даже на резиновой лодке — особенно днем, под шквальным огнем русских.
Сейчас перед танками шли два молодых добровольца из состава бойцов первой роты фон Доденбурга. Они подавали сигналы фонариками, показывая, что путь впереди свободен. Дважды немецкие танки едва не уходили в зыбкую трясину, заставляя бойцов обливаться потом от страха. Но им все-таки повезло: болото так и не засосало их. Они осторожно продолжали движение вперед.
Время тянулось мучительно медленно. За рычагами танка сидел унтершарфюрер Шульце. Фон Доденбург слышал, как он тихонько матерился себе под нос, с трудом нащупывая единственно правильный путь и стараясь не провалиться в трясину. Несмотря на то, что ночь была прохладной, фон Доденбург чувствовал, что весь обливается потом. Он вытер пот со лба и прошептал, обращаясь к Стервятнику:
