— Частный сыщик.
— Как в кино… И ты меня, значит, разыскал.
— Ну да. Погоди, давай доедем до гостиницы, возьмем тебе номер. Отдельный. А потом я все расскажу. Правда, рассказывать почти нечего. Я и сам мало что понимаю.
Гостиница оказывается вполне уютной, Анечка ожидала худшего. В баре американец заказывает пиво — «любое», машет он рукой на вопрос бармена, — а она просит бокал белого вина.
— В общем, так, — начинает свой рассказ американец. — История довольно мутная. Я работаю на одну большую страховую компанию, которая хочет, чтобы я выяснил происхождение одной очень ценной скрипки. Похоже, что она много лет была в России, и мой русский партнер стал наводить там справки. Три дня назад он прислал мне твои фотографии с камеры наблюдения в каком-то клубе и еще из какого-то журнала, там ты на вечеринке, в желтом таком маленьком платье. — Анечка помнит эту вечеринку, какой-то вернисаж на «Красном Октябре», и наглого типа с камерой, который все вертелся вокруг нее — и вот, продал-таки свои фотки. — Мой партнер еще написал, что ты, вероятно, в Лондоне и что, если я тебя найду, надо показать тебе скрипку и спросить, на ней ли играл Боб Иванов в… погоди… — Молинари находит в заднем кармане джинсов клочок бумаги, — в «Реставрации».
— Показать мне скрипку? Она у тебя? — Анечка от неожиданности неизящно задевает локтем свой бокал, но Молинари ловко подхватывает его, прежде чем вино успевает пролиться.
— Скрипка у владельца, у меня только фотографии. Вот, смотри.
Распечатки — такие же, как в Москве у Штарка, — он принес в мятой пластиковой папочке. Перебирая их, Анечка, все последние два месяца заново переживавшая вечер, когда она «спрыгнула со стены», ни секунды не сомневается, что именно этот инструмент держала в руках в «Реставрации».
— Это та самая скрипка. Я помню вот эту царапину, и вот тут отверстие — как оно называется?
— Эф.
— Не знала… В общем, в верхней части этого эфа щербинка. Вы говорите, скрипка у владельца? А Боб Иванов тогда не владелец? Он говорил, что эта скрипка давно в его семье.
— Я вообще не знаю, кто такой этот Боб Иванов, — раздраженно отвечает Молинари, отхлебывая пиво. — Мой партнер обещал рассказать мне больше, когда я поговорю с тобой. Ты уверена, что инструмент тот самый?
— Да. У меня хорошая память.
— Тогда мне нужно связать тебя с моим московским партнером. По «Скайпу». Для этого придется все-таки подняться ко мне в номер. Или, хочешь, я принесу компьютер к тебе, но мы все равно окажемся в одном номере.
— Подожди. Этот твой партнер, он знает Боба Иванова?
— Догадываюсь, что да. Иначе откуда бы он знал про его концерт в каком-то клубе?
— А фамилию «Константинов» твой партнер не называл?
— Вроде нет. Да спроси его сама про всех ваших общих знакомых.
Но Анечке хочется оттянуть разговор с загадочным партнером. Она боится услышать что-нибудь страшное про Боба. Что бы такое сделать, чтобы не идти прямо сейчас? Анечка решает прибегнуть к любимому приему: дать мужчине похвастаться.
— Слушай… А как ты меня нашел? Лондон — большой город.
— Дело техники, — не без самодовольства отвечает Молинари, и Анечка делает заинтересованное лицо. — Моя специальность — искать украденные произведения искусства. В этом деле полезно иметь знакомых в иммиграционных службах и в аэропортах. Я выяснил, что дама по имени Анита Ли прошла паспортный контроль в Хитроу чуть больше двух месяцев назад. Перед ней шла пара с одинаковой фамилией, муж и жена, а после нее — некий Виктор Панферов. Я предположил, что эта дама — ты и что Виктор прилетел с тобой. Визу он получил по приглашению конторы под названием «МЛ Секьюрити» с адресом на Излингтон Хайстрит. Вчера я к ним зашел, но они были какие-то недружелюбные и ничего не захотели рассказывать про своего друга Виктора. Так что я стал дежурить напротив, чтобы понять, чем они вообще занимаются. Слава богу, контора маленькая, их там всего человек пять. Ну, когда сегодня двое выскочили на улицу, как ошпаренные, и забрались в машину, я поехал за ними. К тебе, как выяснилось. Пока я парковался чуть поодаль, они свалили, а ты осталась сидеть на чемодане. Что у тебя с ними за история, кстати? И зачем они возвращались?
— Привезли одну полезную бумажку. Это люди моего бывшего бойфренда.
— Они тебя обижали?
— Нет, они хорошие ребята.
— А мне показались ужасно невежливыми. Впрочем, я тоже не похож на принцессу из династии Цин.
— Я не китаянка, — смеется Анечка.
— Никогда не умел различать… Тьфу, прости, вырвалось. В Америке ты уже могла бы меня засудить.
Видя его неподдельное смущение, Анечка совсем успокаивается; почему-то и предстоящий разговор ее больше не пугает.
— Ладно, пойдем общаться с твоим партнером.
Анечкина новая жизнь пока требует от нее даже меньше усилий, чем старая.
Адриан Уорд
Санкт-Петербург, 1869Отправляясь в Россию, Адриан Уорд сознавал, конечно, что для его карьеры это важное назначение. Особенно учитывая обстоятельства.
Осенью 1868-го каждый мужчина Соединенного Королевства, владевший собственным домом, — а таких было два миллиона человек, — получил право голосовать на выборах в парламент, и половина домовладельцев этим своим правом воспользовалась. Словно штормовая волна вынесла консерваторов Бенджамина Дизраэли из Вестминстера, водворив на их место либералов во главе с Уильямом Гладстоном, проигравшим выборы в Ланкашире, но все же избравшимся от Гринвича. В Министерстве иностранных дел его победа большой радости не вызвала: Гладстона больше интересовали общественные усовершенствования, чем усиление империи. Да и в то, что в Англии когда-нибудь успех будет зависеть от способностей, а не от происхождения и связей, как обещал новый премьер, в этом циничном мирке мало кто верил. Однако министром иностранных дел Гладстон назначил старого, не раз уже занимавшего этот пост Джорджа Вильерса, графа Кларендона. А это был человек, тринадцатью годами ранее выигравший для империи Крымскую войну, — если бы не он, Британия никогда не смогла бы действовать так согласованно с Францией, а именно прочный союз двух держав оказался главной неожиданностью для России, у которой не было сил противостоять обоим врагам сразу.
Кларендон не доверял русским и считал, что им не нанесено еще окончательное поражение в Великой Игре, как называли соперничество империй в коридорах нового, роскошного министерского здания на Кинг-Чарльз-стрит. А значит, посольство в Петербурге должно было всегда находиться в поле зрения министра, что давало молодому дипломату, при известном старании, немало возможностей отличиться.
Но Адриан Уорд, в Лондоне известный как серьезный, положительный молодой человек с блестящим будущим, не то что упускал эти возможности, а попросту перестал их замечать. Он услышал в России столько удивительной музыки, что служба превратилась для него в досадное неудобство, не более.
