и приписывая новое целеполагание в контексте нужной идеологии. Из этого перманентного столкновения античной мудрости друидов и заветами Евангелия и родилось то, что за неимением лучшего термина называют кельтским христианством.
По всей вероятности, в период обращения Ирландии в христианство и строгость, и терпимость применялись в равной мере. Анализируя труды святого Патрика, Дом Луи Гудо в своей книге «Кельтское христианство» ясно обозначает границы того и другого: «Покуда не затрагивались основы религии, Патрик предпочитал принимать во внимание нравы и обычаи страны и не нападать на них. Но допускать, что он мог идти на уступки язычеству в доктринальном поле, значит абсолютно не понимать смысл его деятельности. Кроме того, у нас имеются тексты. В крупнейшем сборнике законов «Senchus Mor» говорится, что, заключив союз с филидами[110], он потребовал от них отказаться от всех ритуалов, сопровождающихся жертвоприношением ложным богам. Он не оставил им ни одного обряда, в ходе которого совершалось подношение даров дьяволу. Если верить «Глоссарию Кормака», он говорил, что тот, кто продолжит блюсти эти старые ритуалы, не обретет ни неба, ни земли, ибо тем самым отречется от крещения[111]».
Все понятно. Из христианского Дня всех святых были удалены все ритуалы Самайна, и ирландские проповедники Евангелия ясно обозначили границы, заходить за которые не следовало. Оставалась лишь идея взаимосвязи между живыми и мертвыми, идея связи между двумя мирами. Христианское богослужение было готово терпеть любой маскарад при условии, что он лишен своего духовного содержания.
Но отказ от языческих ритуалов не означал их исчезновения. Вот здесь и проявилась та самая терпимость наряду с суровостью. В День всех святых верующие чтут Блаженных. Так почему бы не предоставить предыдущий вечер, да и всю ночь, невинным карнавальным шествиям с их символическими изображениями покойников, если это можно связать с памятью о святых? Разумеется, для этого надо отделить сакральное от профанного, но другого выбора все равно нет, и лучше потерпеть гротеск на протяжении ограниченного времени, чем позволить ему вмешаться в священный обряд.
В результате все остались довольны: священники – потому что ничто не омрачало чистоты религиозного праздника, и народ – потому что ему не мешали по-своему чтить память предков. Каждый занял свое место, и почвы для конфликтов не возникло. Именно в этой оптике следует рассматривать терпимость Церкви, в принципиальных вопросах непримиримой, по отношению к этим пережиткам старины, значение которых она пыталась принизить, сводя их к излишеству, необходимому накануне очищения. В той же логике Церковь всегда смотрела сквозь пальцы на карнавальные развлечения накануне Великого поста.
В результате соглашений – реальных или мнимых – достигнутых между святым Патриком и ирландскими филидами, ритуалы Самайна продолжали исполняться, пусть и выхолощенные и лишенные сакрального содержания, объявленного «дьявольщиной», низведенные до ранга «фольклора» и призванные служить введением к завтрашнему серьезному богослужению в рамках ортодоксальной христианской литургии.
Эта преемственность приобретает особое значение в той мере, в какой, по мнению кельтов, центральная власть – светская или духовная – ничего не решает, а все зависит от выраженной низовой воли, то есть вековой коллективной памяти народа. Отсюда появление аббатств и епископата – институтов, немыслимых в логике римской иерархии, исходящей из единого центра. Власть легитимна до тех пор, пока опирается на низы, но не наоборот. Этот принцип находится в абсолютном противоречии со средиземноморской системой, где любая деятельность осуществляется в направлении из центра к периферии, зато полностью соответствует кельтскому мировоззрению, согласно которому власть осуществляется снизу вверх.
Разгулу Хэллоуина, когда происходит если не отрицание всех принятых ценностей, то, по меньшей мере, их оспаривание и высмеивание, есть и еще одно объяснение – метафизическое. Чтобы построить новый дом на месте старого, необходимо прежде всего снести обветшавшие конструкции. Именно это и происходит вечером 31 октября. Как мы уже говорили, Самайн знаменует конец лета, когда все приходит в негодность и всему наступает распад. Однако относительно целеполагания никаких сомнений быть не может: разрушение необходимо для будущего строительства. Самайн в качестве «нового года» способен стать источником новизны только на фоне предшествующего хаоса. Хаос – необходимый элемент структурирования. Год подходит к концу, и его надо изничтожить, чтобы начать строить новый. По той же причине на карнавальных шествиях конца лета жгли чучело, олицетворявшее уходящее время года.
От алхимиков нам известен древнейший принцип – Solve et coagula («Разлагай и соединяй») – на котором базировался первый этап получения философского камня. А что может лучше передавать дух этого разложения, расчленения, разрушения, гротескного и нелепого осмеяния уходящего года, чем парад призраков и прочие сумрачные ритуалы Хэллоуина? В каком-то смысле это похороны старого года – с ним прощаются, отдав ему честь, а заодно символически убивают короля, потому что именно он правил весь этот год и уже потому слишком ослаб. Следовательно, участники действа как бы отбрасывают старый порядок и пытаются установить новый, надеясь, разумеется, что он принесет больше процветания и благополучия[112], чтобы приблизиться к соответствию божественному порядку, определить который не всегда легко.
Но так происходило далеко не везде, а лишь в Ирландии, изолированной от остального мира, затерянной в Атлантическом океане, лежащей в стороне от обычных экономических, политических и культурных путей Западной Европы. Но в VI веке усилиями энтузиастов, отчасти беспощадных воинов, отчасти – страстных проповедников, одним из которых был святой Колум-Килле[113], основатель монастыря на острове Айона (архипелаг Внутренних Гебридских островов), произошло политическое и культурное завоевание севера Великобритании, населенного бретонами и пиктами, ирландскими гаэлами. Они принесли с собой название страны (Скоттия, то есть Страна скоттов – по имени одного из ульстерских племен), свой язык (гэльский) и свои традиции, как недавно принятое христианство (наследие святого Патрика), так и языческую мифологию (в том числе так называемый оссианский цикл, посвященный королю фениев Финну Маккулу и его сыну Ойсину). В силу исторических обстоятельств эти территории стали хранительницами традиции Самайна, поддерживаемой разными народами, жившими по модели кельтского общества.
Таким образом практики, связанные с древними ритуалами Самайна, продолжали процветать в средневековых Ирландии и Шотландии наряду с литургической практикой празднования Дня всех святых, привнесенной христианскими священниками, и никаких конфликтов между населением и клириками, озабоченными религиозным просвещением своей паствы, не возникало. В ночь с 31 октября на 1 ноября мир мертвых по-прежнему открывался для мира живых, и наоборот, времени не существовало, а призраки – удобное словечко, каким называли бестелесные сущности, жаждущие вступить в контакт с людьми, – получали временную возможность материализоваться и поговорить с родственниками, друзьями и даже незнакомцами, обладавшими даром «двойного зрения».
Распространение Хэллоуина
Народный праздник Хэллоуин смог выжить в изолированном пространстве, на северо-западе Европы, в Ирландии и Шотландии. На самом деле он на протяжении долгого времени и не выходил за пределы этого региона и лишь в XIX веке вырвался на волю и начал завоевывать мир, в первую очередь страны англоязычной культуры. Если где и существовали особые обычаи празднования Дня всех святых и сохранялись пережитки кельтского Самайна, то именно там, где говорили на английском языке; здесь же и укоренился народный праздник Хэллоуин, затем неожиданно распространившийся гораздо шире. Главный вклад в это принадлежит ирландцам.
Ключевым событием, бесспорно, стал страшный голод, охвативший Ирландию в середине XIX века, после того как болезнь поразила картофель, служивший ирландцам того времени основным источником пропитания. В результате этого бедствия погибло много народу, но еще больше было тех, кто попытался уехать из
