кубков, кружек и рогов, наполненных вином и отмечавшим чудесное спасение Бике.
Глава VIII
Глоток свободы
Свобода — это роскошь, которой не всем дано пользоваться.
Отто фон Бисмарк
На следующее утро после этого несчастного случая должна была состояться казнь Кытана — половца, из-за которого и перевернулась лодка с ханской дочерью. Однако, Бике простила его и уговорила Ченегрепу ограничиться лишь плетью. Такое наказание было не впервой для кочевника, и он искренне благодарил великодушную хатун. Ослабленного после порки Кытана поддерживал под плечи его брат Ильдей. Они были похожи друг на друга: оба смуглые и черноволосые, только Ильдей был более коренастый и широкоплечий, а Кытан — повыше и половче.
— Благодарим тебя от всего сердца, славная Бике-хатун, за то, что простила и даровала жизнь моему брату! Мы теперь вечно в долгу перед тобой и готовы выполнить любой твой приказ, — говорил, слегка заикаясь от робости, младший Ильдей.
— Клянусь вечным небом, я больше никогда не допущу такой оплошности. Мы с братом всегда будем защищать твою жизнь, великая хатун. Моя спасенная жизнь принадлежит тебе, — вторил ему старший Кытан.
— В Шарукани мне не угрожает опасность. Сомневаюсь, что в ближайшее время я снова захочу поплавать на лодке, — при этом Бике пристально посмотрела на Кытана, и горе-гребец съежился под ее взглядом. — Но я знаю, что вы славные воины, и если мне что-нибудь понадобится, то тогда я смогу на вас обоих рассчитывать, не так ли? — спросила Бике.
— Проси, что хочешь, хатун! Выполним любое твое желание! — хором закричали братья.
— Пока отдыхайте! А дальше видно будет… И не попадайтесь на глаза Ченегрепе, а то он еще не совсем успокоился и может добавить плетей обоим, — посоветовала им ханская дочь.
После этого разговора Бике в сопровождении служанок и двух охранников отправилась на поиски своего спасителя. Она застала Матвеева, Куркутэ и Булу за копанием колодца. Почувствовав на своей спине чужой взгляд, Сергей повернул голову и слегка улыбнулся, увидев смотрящую на него половецкую красавицу.
— Оставь на время свою работу, монах! Не помню, как твое имя? Я пришла поблагодарить тебя за мое спасение, — сказала Бике, глядя парню в глаза.
Сергей вылез из выкопанной ими ямы, а Куркутэ и Була заухмылялись, глазея на них, но, услышав резкий окрик охранника, быстро вернулись к работе.
— Хочу, чтобы ты пел для меня и моих подруг сегодня вечером у нас в Шарукани. Нам скучно, а ты бы мог разнообразить наш досуг. За это тебя досыта накормят, и ты сам от работы отдохнешь. И, кроме того, я придумала для тебя награду — хватит уже грязной работой заниматься. Я поговорила с Ченегрепой, и он не стал мне отказывать в моей просьбе — на время отсутствия большинства шаманов Орды ты станешь помощником старого оставшегося шамана. Он уже почти слепой, а ты будешь его глазами и руками. Он будет ждать тебя в своей юрте завтра утром.
Сергей поблагодарил Бике за такой щедрый подарок и пообещал вечером прийти петь для ее гостей. Он обратил внимание на то, с каким интересом смотрела на него ханская дочь, и недоумевал, связано это только лишь с тем, что ей необычно общаться с русичем, или этот интерес может означать нечто большее.
Когда Бике ушла, Матвеев спрыгнул в яму и принялся за работу с удвоенной энергией. Он теперь ждал наступления вечера, как солдат — демобилизации, ведь это могло принести ему одновременно освобождение от ежедневной тяжелой работы и возможность побывать в половецком городе.
— Повезло тебе, русич, а мы здесь до скончания века гнить будем, — бурчал Куркутэ и с ожесточением долбил лопатой землю.
— Не забудь сказать хатун, что мы твои друзья и во всем тебе помогали. Может, и шаману вместе послужим, — заискивающе улыбаясь, шептал Була.
— Чем смогу, помогу, — ответил Сергей, а про себя подумал: «На фига вы мне нужны, ушлёпки бесполезные? Тут каждый сам за себя, а навязываться со своей просьбой к дочери Тарха или к незнакомому мне шаману как-то неохота…»
Ближе к вечеру за Матвеевым пришла служанка от Бике и повела его в Шарукань. Впервые Сереге выпала возможность увидеть вблизи стены городка. Они представляли собой обтесанные дубовые и сосновые бревна, достигавшие в высоту около четырех метров и плотно подогнанные одно к другому. В то время это было неплохое и довольно прочное ограждение, но до наших дней ему по понятным причинам дожить не довелось. Шарукани еще было очень далеко даже до маленького городка в нашем понимании, но все же он был гораздо больше Сакзева становища. Когда они прошли за частокол, Сергей начал с любопытством вертеть головой по сторонам. Ему все было в диковинку в половецком городке. Покосившись на идущих сзади охранников, он тихо попросил служанку:
— Девица-красавица, расскажи мне немного о вашем городе.
— А что рассказывать, ты и сам все видишь, — немного смутившись, ответила девушка. — Вон, вдалеке — большая юрта хана Шарукана, там сейчас живут его жены и дети. А рядом стоят юрта нашего хана Тарха, куда мы сейчас идем, и двух других ханов. Пока мы все здесь живем, а когда наши ханы вернутся с победой, мы отправимся обратно в свои кочевья и юрты с собой заберем.
Но больше, чем ханские разноцветные юрты Серегу заинтересовали глинобитные хижины — первые стационарные дома, увиденные им в этом мире. Рядом с некоторыми домами располагались хозяйственные строения, похожие на мастерские. Догадку Матвеева подтвердила служанка — это действительно были кузницы, где аланские мастера ковали оружие для орды; и мастерские скульпторов, изготавливавших знаменитых «половецких баб», являвшихся по сути надгробными памятниками. Как узнал Сергей, качество работы мастера зависело от платежеспособности заказчика — бедные кочевники заказывали для своих усопших простые деревянные недолговечные статуи, половцы побогаче — каменные с грубо высеченными чертами лица; а беки, ханы и их близкие — добротные статуи с прорисованными красками частями тела.
Не успела служанка все это рассказать Сергею, как они пришли к юрте хана Тарха, где их уже ждали. Парня переодели в чистую новую одежду и дали умыться холодной водой. В юрту он входил совершенно другим человеком. Он увидел богатое убранство ханского жилища и трофейное оружие, развешенное на войлочных стенах. Внутри на почетном месте на персидском ковре сидела Бике в окружении своих подруг — дочерей и молодых жен других ханов.
Матвеев догадывался, что в тот вечер ему предстоит выступать исключительно перед женской аудиторией, не считая нескольких охранников, стоявших у входа
