Понтере и Адекоре, о мамонтах, о мире без сельского хозяйства, о…
Чёрт!
Она явно где-то напортачила, потому что получалось, что Понтеровы X– и Y-хромосомы – это 24-я пара, а не 23-я.
Если только…
О Боже, если только у него не три двадцать первых хромосомы – в каком случае он и, предположительно, весь его народ имел генетический дефект, который у Homo sapiens приводил к синдрому Дауна. И это имело смысл: страдающие Дауном демонстрировали целый ряд особенностей лицевой морфологии, не свойственных здоровым людям, и…
«Боже мой, – подумала Мэри, – неужели всё так просто?» У больных Дауном действительно повышенная частота заболевания лейкемией… а разве Понтер не говорил, что от неё умерла его жена? Также синдром Дауна связан с абнормальным уровнем тиреоидных гормонов, а они, как хорошо известно, влияют на морфологию – в особенности лицевую. Может ли быть, что у всего народа Понтера трисомия по хромосоме 21 – одно маленькое изменение, которое у них проявляется немного не так, как у Homo sapiens sapiens, ответственное за все отличия между двумя видами людей?
Но нет. Нет, этого не может быть. Первичным эффектом синдрома Дауна, по крайней мере у Homo sapiens sapiens, является недостаточное развитие мышечного тонуса; народ же Понтера демонстрирует прямо противоположное состояние.
Кроме того, Мэри выделила чётное количество хромосом; синдром Дауна появляется при нечётном. Если только она по небрежности не посчитала хромосому, принадлежащую другой клетке, у Понтера их, похоже, двадцать четыре пары, и…
«О Господи, – подумала Мэри. – О Господи!»
Всё даже проще, чем она думала.
Да, да, да!
Она нашла ответ!
У Homo sapiens sapiens двадцать три пары хромосом. Но их ближайшими родственниками, по крайней мере на этой Земле, являются два вида шимпанзе, и у них…
У них обоих двадцать четыре пары хромосом.
У рода Pan (шимпанзе) и рода Homo (все виды людей, современные и вымершие) был общий предок. Несмотря на распространённое мнение о том, что человек произошёл от обезьяны, на самом деле обезьяны и люди являются кузенами. Общий предок – неуловимое недостающее звено, до сих пор окончательно не выявленное в ископаемой летописи, – существовал, согласно анализу генетических расхождений между людьми и обезьянами, около пяти миллионов лет назад в Африке.
Поскольку у шимпанзе двадцать четыре пары хромосом, а у людей – двадцать три, то можно только гадать, сколько их было у общего предка. Если двадцать три, то это значит, что в какой-то момент после разделения ветвей людей и шимпанзе в линии шимпанзе одна хромосома превратилась в две. Если же двадцать четыре, значит, две хромосомы слились в одну где-то на протяжении линии Homo.
До сегодняшнего дня – до вот этой самой секунды – никто на этой Земле не знал наверняка, какой из сценариев в действительности имел место. Но сейчас всё стало кристально ясно. У настоящих шимпанзе двадцать четыре пары хромосом; у бонобо – второго вида шимпанзе – тоже двадцать четыре. И теперь Мэри выяснила, что у неандертальцев их тоже было ровно две дюжины. Слияние двух хромосом в одну произошло не просто после разделения линий обезьян и людей; на самом деле оно произошло уже после того, как линия Homo разделилась на две линии, которые Мэри сейчас изучает, – то есть всего пару сотен тысяч лет назад.
Вот почему представители народа Понтера были могучи, как обезьяны, а не хилы, как люди. Вот почему у них обезьяний тип лица, надбровный валик и никакого подбородка. Генетически они и в самом деле обезьяноподобны, по крайней мере в том, что касается числа хромосом. И каким-то образом слияние двух хромосом – это были хромосомы два и три, Мэри это знала из статьи по генетике приматов, которую читала много лет назад, – каким-то образом оно стало причиной всех тех морфологических отличий, которые и составляют фенотип современного взрослого человека.
В принципе, конкретный механизм возникновения этих отличий легко просматривался: неотения, сохранение взрослой особью детских характеристик. У детёнышей обезьян, детей неандертальцев и детей глексенов похожие черепа, с вертикальным лбом без надбровного валика и с не особенно сильно выступающей нижней частью лица. По мере роста форма черепов у других видов изменялась, но соплеменники Мэри, становясь взрослыми, сохраняют эти черты.
А вот у народа Понтера взрослеет и череп. И причиной этого может быть различное число хромосом.
Мэри поднесла сложенные вместе ладони к лицу. Она сделала это! Она нашла то, что нужно было Джоку Кригеру, и…
И… О Боже!
Различное число хромосом означает, что неандертальцы и разновидность людей, к которой принадлежит она, – это не просто разные расы или даже подвиды одного и того же вида. Это разные виды. Больше не нужно удваивать «разумную» часть в Homo sapiens sapiens для того, чтобы отличить соплеменников Мэри от соплеменников Понтера, поскольку народ Понтера никак не мог быть Homo sapiens neanderthalensis. Теперь уже совершенно ясно, что у них свой собственный таксон: Homo neanderthalensis. Мэри знала, что одних палеоантропологов эта новость приведёт в восторг, других – в ярость.
Но…
Но…
Но Понтер принадлежит к другому виду! Мэри видела «Плавучий театр»[30], когда его ставили в Торонто, с Клорис Личмен[31] в роли Парти. Она знала, что межрасовые связи когда-то считались большой проблемой, но…
Но «межрасовая связь» или даже «интербридинг» – неподходящий термин для обозначения действий человека, вступающего в половой контакт с представителем другого биологического вида. Не то чтобы Мэри с Понтером этим занимались…
Нет, подходящим термином здесь было бы…
«Господи Иисусе», – подумала Мэри.
Зоофилия.
Но…
Нет, нет.
Понтер – не животное. Мужчина, изнасиловавший её, – её соплеменник, представитель вида Homo sapiens, – вот кто животное. Но не Понтер.
Понтер – джентльмен.
И вне зависимости от количества хромосом – человек. Человек, новой встречи с которым она ждала всей душой.
Глава 13
Наконец, по прошествии трёх дней, специалисты Лабораторного центра контроля заболеваний и Центра по контролю и профилактике заболеваний – соответствующего американского агентства – согласились, что посол Тукана Прат и посланник Понтер Боддет не являются носителями инфекции и могут покинуть карантин.
Понтер и Тукана в сопровождении пятерых солдат и доктора Монтего прошагали по штреку к металлической клети подъёмника и совершили долгий подъём на поверхность. По-видимому, новость бежала впереди них: в обширном помещении перед входом в подъёмник собралась толпа горняков и других служащих «Инко».
– На стоянке снаружи ждёт орда репортёров, – сказала Элен Ганье. – Госпожа посол, вам придётся сделать короткое заявление для прессы.
Тукана вскинула бровь:
