причину. Внезапно они оказались в окружении многочисленных, заключенных в стекло ароматических остатков давних времен, словно посреди разноцветной пещеры, облицованной кристаллизованными вздохами и слезами из сталактитов. Так же, как и все остальные, до этого рассказывавшие им о об этом, были, в сущности, просто не в состоянии описать все, что там находилось, так и Дошен смог сказать Летичу только: ты обязательно должен это увидеть.
Настоящая музейная экспозиция, поразился Томас, будто бригада экспертов работала над этим целых сто лет. Или один, но настоящий безумец больше тридцати, продолжил его фразу Геда, с усмешкой опытного укротителя львов посреди своего присмиревшего зверинца. За каждым из этих экземпляров я рыскал по многим мрачным коридорам и слепым улочкам в самом сердце Европы, но не жалею ни секунды потраченного времени. Конечно, мне помогали и коллеги, ничего не скажешь, но все равно это было очень непросто. Бывало, я находил по пять стоящих вещей всего за месяц, а иной раз и за полгода ничего ценного не попадется.
Некоторое время они так и стояли посреди комнаты и почти испугались, когда Ольга появилась в дверях и поздоровалась. Добрый день, сказала она, махнула рукой и исчезла где-то в недрах дома. Они не знали, откуда начать, Геда же их нисколько не торопил и не навязывался с объяснениями экскурсовода. Все трое очарованно вглядывались в красивые ряды бутылочек самых разных цветов, форм и узоров, расставленных по широким застекленным стеллажам, очевидно, специально изготовленным для этой цели. В первой комнате они занимали три стены, кроме окна, высотой доходя примерно до середины, а по обе стороны от двери стояли старинные витрины, как для домашнего фарфора. Здесь находятся особо ценные, исключительные вещи, — коротко их предупредили. В другом помещении, так называемой мастерской, той самой, которую профессор упоминал как прежнюю сушильню трав для гербария, также было несколько красиво изготовленных полочек. Для новых экспонатов, которые я только исследую, заметил Геда. В третьей комнате, напрямую соединенной с первыми двумя, находилась его личная, специально собранная профессиональная библиотека. Остальные книги, а их было множество, наследие многочисленных поколений, находились в разных местах, большинство их них профессор держал в своем крыле дома. Повсюду в комнатах располагались большие и маленькие столы, удобные кресла, стулья и диванчики, а в библиотеке даже бархатная темно-красная тахта, с высокой спинкой и подушками.
Экспонаты были сгруппированы согласно разным принципам. Прежде всего, по времени изготовления, но также и по виду материала, по знаменитым мастерам, авторам и мастерским по изготовлению стекла и фарфора. Отдельно располагались экземпляры из редкого камня: порфирита, малахита, кварца или киновари, о которых Геда думал, что они, если и не уникальны, то из совсем малых серий, а в тех, стоящих отдельно витринах находились экспонаты, у которых год изготовления флакона и аромата совпадали, что встречалось реже всего. Геда их называл: первые упаковки, или спецзаказы. Они были предметом его особой гордости.
Гостям было сложно решить, откуда начать подробный осмотр, а еще тяжелее, где остановиться, потому что невозможно было все это осмотреть за один раз. Хотя хозяин никогда не называл точной цифры, тут должно было быть около трех сотен различных экземпляров, не считая тех, тоже прекрасных, которые стояли по столам просто в качестве украшений, так как представляли меньшую ценность, а также тех, что ожидали определения качества и оценки в мастерской.
Все, что тут находилось, привлекало взор своим блеском, сиянием, тонкостью работы, формой или изяществом выписанных деталей. Были тут экземпляры из тончайшего фарфора, из дутого, литого, шлифованного или комбинированного стекла и опала, а также из тесаного, резного или иным способом обработанного камня редких видов. Флакончики представляли собой настоящие маленькие произведения искусства. Такие, как скульптурки из дивного севрского фарфора «розовый-помпадур», был даже один экземпляр работы Буше, два Уолдена и несколько Ланнуа (о чем им расскажут в следующий раз).
У него был Мейсен всех периодов, Шпиллер, Хоффман, Кранц. Один флакон, в форме удлиненной коробочки, содержащий аромат египетского состава, о котором эксперты твердили, что он изготовлен примерно в начале второго десятилетия восемнадцатого века, по чертежу известного алхимика Беттгера, первооткрывателя непревзойденной формулы состава фарфора и основателя дрезденской мейсенской мануфактуры, Геда держал отдельно.
Был тут, конечно, и Розенталь, и образцы венгерского, английского, словацкого, и даже китайского фарфора. Затем стекло всех ранних европейских стеклодувных мастерских, в особенности чешских (четыре флакона были семнадцатого века, но благовония датировались более поздним сроком), начиная с тех литых, с золотыми листочками между двумя слоями стекла, и до прекрасно оформленных стеклянных фигурок разных цветов. Австрийских литых и дутых раритетов. Бременских экземпляров, потсдамских. Венецианского муранского и женевского стекла из Алтаре. Французских мастеров. Галле самого раннего периода (три чудесных экземпляра), несколько великолепных работ Брокара, а также Гросса и других, но их он считал уже новейшей частью своей коллекции. Из американского стекла у него было два-три предмета фирмы «Феникс», начало девятнадцатого века, а один флакон, как предполагалось, был работой из ранней коллекции «Джарвис», но точного подтверждения не было. Все это Геда говорил им так, мимоходом, пока они шли вдоль полочек и изумлялись.
Какое переплетение цветов, какая игра форм. Некоторые выглядели, как женские фигурки в разных танцевальных па, но всегда с кувшином на плече, или с милым котиком в руках, которые на самом деле были пробками. Видите, на старых флаконах голова фигурки никогда не бывает пробкой, обратил их внимание Геда. Такую каннибальскую неосмотрительность в плане идеи, что кому-то надо свернуть голову, чтобы подушиться, не позволяли себе обладавшие не только воображением, но и осторожностью, авторы чертежей для флаконов прошлых веков. Были они в форме ваз с букетами, где каждый цветок тщательно изготовлен и раскрашен в другой цвет. Вот птичье гнездо с яйцом-пробкой посередине, а вот рождественская елка с многочисленными крошечными украшениями.
Пробки самых разных форм — отдельная история. Геда их никогда не заменял. Это было бы губительно для благовоний, утверждал он, а оригинальные пробки укупоривают лучше всего. Здесь мастера-рисовальщики отпускали свою фантазию на волю. Каких тут только не было цветов: раскрывшихся, с пестиком и тычинками, бутонов, роз с капельками росы, гроздей сирени, лилий, сердечек, бантиков, перевязанных лентой букетиков, сжатых рук с перстнями на пальцах, слез (на стеклянных флакончиках), колокольчиков, белочек с орешками в лапках, птиц, листьев, вееров с инициалами, конвертов с адресами, яблок и других фруктов, сосновых веточек, легче сказать, чего не было.
На фарфоровых флаконах были запечатлены жанровые сцены, тогда как на стеклянных доминировали литые или вылепленные, часто сложенные в виде мозаики, украшения с