гнетёт: сыновья выросли. Как-то жизнь их сложится? Ведь, пожалуй, только у Павла замечаю я желание к «книжным занятиям». А ведь если бы русский юноша, получивший высшее образование, подробно ознакомился хотя бы с содержанием той книжной полки, где стоят книги по истории России, он был бы застрахован от «безпочвенности» и стал бы верным слугой своего народа, – с чувством сожаления поделился своими мыслями граф Шереметев.
– Да, знание истории необходимо для воспитания чувства Родины. Ваш труд на этом поприще ещё принесёт свои плоды. Особенно это применимо, граф, к трудам Вашим о Смутном времени. Какие уроки можно извлечь, читая в Вашем изложении о тех событиях! – отметил Барсуков, постепенно переводя разговор на интересующую его тему.
– Лестна мне Ваша оценка, Александр Платонович! Всё повторяется и войны, и предательства, и убийства. А мы всё новых путей ищем…Сейчас я вплотную подошёл к Тушинскому вору… – в раздумье произнёс хозяин дачи.
– К стыду своему вспоминаю только одно высказывание Соловьёва о нём – «чуть ли не из жидов», – произнёс гость.
– Ну, это, разумеется, не историческая категория. А вот то, что имя его связано с именем Ивана Болотникова, для меня сомнению не подлежит, – подчеркнул граф.
– Да, личность Болотникова до сих пор остаётся во многом загадочной. Каким это образом, бывший турецкий полоняник и галерный раб после бегства из плена, стал служить, и весьма успешно, в армиях итальянских герцогов? Помнится, я прочёл где-то и о том, что он принял католичество… – с жаром говорил гость.
– Вот-вот, Александр Платонович, если принять известие это за достоверность, то нетрудно предположить, что у иезуитов могли сложиться вполне конкретные планы относительно Болотникова, – согласился Шереметев.
– Но ведь осуществиться им не дано было, иначе такой внимательный «следопыт» как Вы, граф, обнаружил бы следы их встречи, – заметил Барсуков.
– Да, роковые события мая 1606 года многое «смешали и сдвинули», но в Самборе состоялась встреча Болотникова с Молчановым – одним из цареубийц. Он-то поначалу и назвался спасшимся царём Димитрием Ивановичем, но быстро смекнул роковую опасность этого имени и от предложенной чести попросту увильнул.
– Сергей Дмитриевич, ну а вы, как знаток проблемы, как относитесь к запискам Конрада Буссова, в которых говорится, что Болотников многократно пытался вызвать «государя» из-за рубежа, но затем убедился в бесполезности этих попыток и предложил сторонникам убитого Димитрия подготовить уже в Литве нового самозванца? – спросил гость.
– Что ж, возможно и такое развитие событий, но могу отметить, что в литовских документах 1607 года можно обнаружить самый ранний след затевавшегося заговора. Староста города Орши Андрей Сапега, сообщил королю, что имел встречу с прибывшим из России посольством, которое возглавлял «царевич Пётр», сын царя Феодора Иоанновича, внук Ивана Грозного. И, почти одновременно с этим, в Кракове было получено известие о «Димитрии, московском царе». Периодическое издание под названием «Новины», полученное из Витебска, предложило запись рассказа самозванца о его бегстве из Рыльска, после того, как туда прибыли послы Шуйского, обещавшие награду за его голову, – изложил свою позицию Шереметев.
– Что же фактически появление Лжедмитрия в пределах России произошло не ранее начала 1607 года?
– Да. Но здесь таится некое несоответствие: «невстреча» дяди – «царя Димитрия» с племянником – «царевичем Петром». Ведь насколько проще было бы исполнение задуманной интриги, если бы в Россию они двинулись вдвоём! – заметил граф….
– Но ведь, как помнится, в декабре 1606 года под Москвой Болотников потерпел поражение!
– Это так. Но на помощь повстанцам из Путивля пришёл «царевич Пётр» с казаками. А следом за ним к Туле выступил и князь Андрей Телятевский. Личность примечательная. И Вам, как знатоку, занимающемуся историей дворянских родов, хорошо известная! – подчеркнул Шереметев.
– Позвольте заметить, граф, что род князей Телятевских по знатности не уступал князьям Шуйским и претендовать мог на московский престол. С этим согласны и западноевропейские специалисты по геральдике. Претендовать с большим основанием, чем родственники первой жены Иоанна Грозного…Но вернёмся к литовскому Лжедмитрию. Так кто же он? – поставил вопрос гость.
– Как это не покажется странным, но интрига эта завязывалась дважды: в начале 1607 года, когда известие о нём проникло в Россию из Литвы, но потом всё стихло. Весной того же года в тюрьме города Пропойска произошли любопытные события, – произнёс Сергей Дмитриевич и, помедлив, продолжил, – Удачное расследование об этой персоне провёл приходской священник села Баркулабова, что под Могилёвом. И результатом его стало следующее: самозванец был учителем из Шклова, а после переезда в Могилёв, он был слугой местного священника.
– Мне, как историку, хотелось бы знать, подтверждаются ли какими-либо фактами эти «показания»? – спросил Барсуков.
– Разумеется, Александр Платонович, любой устный источник требует подтверждения. Знаете ли, что во многом благодаря Вам, я приобрёл вкус исследовательской работы и некоторые навыки в её проведении. Но отвечаю на Ваш вопрос: сведения подтверждает Конрад Буссов, который в своей «Московской Хронике» свидетельствует об этих данных. Он ведь лично знал «стародубского вора» и писал, что по рождению тот был московитом. Но вот что всегда удивляло меня в его истории: масштаб этой личности несопоставим с Расстригой-Димитрием. Ближайшие сподвижники, как, впрочем, и сам вор, имели весьма приблизительное представление о царском обиходе и дворцовых порядках.
– Тем не менее, за ним последовали… – отметил гость.
– Вы совершенно правы, сравнение будет не в пользу «стародубского вора» Недаром ведь Сергей Фёдорович Платонов писал, что Расстрига имел вид серьёзного и искреннего претендента на престол. Он умел воодушевить своим примером воинские массы, умел подчинить их своим приказам, обуздать дисциплиной…Он, наконец, был действительным руководителем движения, поднятого им.
– Но ведь многие пошли за литовским самозванцем!
– Да, разумеется, но кто… Тот же Буссов писал о «листах», которые распространялись из его лагеря. Эти прокламации, в первую очередь, были адресованы боевым холопам, имевшим опыт военной службы и умевшим воевать. На кого же направлялись выступления этих воинских низов? Да на дворян! То есть на то сословие, которое Расстрига – Димитрий рассматривал как свою опору, – разъяснял хозяин дома.
– А поляки? – спросил гость.
– Так ведь не все поляки. А лишь те, кто принимал участие в рокоше. И, в конце концов, эта «польская болезнь» неповиновения перекинулась и на приграничные с Речью Посполитой волости. Так, что кстати пришлась и новая смута, с той лишь разницей, что теперь никто, практически, не сомневался, что новый вождь – Самозванец! Одним словом, тот, кто впоследствии будет назван «Тушинским вором» явился орудием всех, кто не примирился с Шуйским. Хотя в правление Годунова поляки именно Шуйского считали законным преемником царя Феодора Иоанновича, как принадлежавшего к старинному потомству Рюрика.
Однако к обеду зовут, Александр Платонович.
