Сапеги) нашли в Литве такого вора, что осмелился взять на ся столь великий, Богом помазаемый чин. Вот ныне дело и закрутилось в Стародубе. В тайном разговоре с атаманом узнал Юрлов, зачем послали «царевич» и Болотников атамана Заруцкого в Стародуб.
Сидели не один час. Юрлов благодарил Нагибу за вести и ещё хорошо угостил его крепким мёдом. После чего они расстались.
А на следующий день, после разговора в кабаке, Юрлов рассказал обо всём Беззубцеву. Не пришлись по душе путивльскому воеводе эти новости. Тогда и решили они не участвовать в заговоре и не поддерживать «литовского вора», ибо целью их было убрать незаконного царя Шуйского. Но и нового вора на царском столе видеть они не хотели.
– Такие жертвы принесены, столь крови пролито, и чтобы «литовский вор» на царском столе в Росии сидел? – с негодованием изрёк Беззубцев.
– А вдруг и взаправду спасся наш Димитрий? – вопросительно, с ноткой слабой надежды молвил Юрлов.
– Тому с трудом верить можно. Но дасть Господь, проверим ишо, – отвечал Беззубцев.
– Как хошь, но яз казачьему-то вору Илейке-«царевичу» уже служить не желаю. Тем боле не престало мне литовскому вору служити, коль станется, что он таков и есть, – прошипел Юрлов.
– Петрушка-«царевич» и нужон-то для того толико, чтобы Шуйского свалить. Разве ж он царём когда-то возможет стати? – утверждаясь в своих помыслах, произнёс Беззубцев.
– Николи! – отвечал Юрлов. – Законного-то царя должен избрати собор Земской.
– Есть же в Русской земле таковые законные и достойные такого чину восприемники! – воскликнул Беззубцев.
– Несомненно, есть! Возьми хоть Романовых-Юрьевых. Самая ближнняя, что ни на есть родня по женской линии покойному царю Феодору Ивановичу. Ведь про Фёдора Никитича Романова, многажды говаривал царь Фёдор, де «сей есть брат мой возлюбленный». Царь Димитрий Романовых из опалы-то вызволил», – подметил Юрлов.
– Э-эх, ведь постриг Годунов Фёдора Никитича во мнихи. Он ить владыка Ростовский – старец-Филарет ноне! – с горечью произнёс Беззубцев.
– Так у него молодший братец в Годуновской опале выжил – Иван Никитич. А ведь каков – дельный воевода! Да и у Фёдора Никитича вроде сынок есть, толико имени его не знаю! – в раздумье произнёс Юрлов.
Вдвоём, тайно они ещё долго обсуждали вести. Но в тот день окончательно поняли и Беззубцев, и Юрлов, что их пути с «царевичем» и его сподвижниками отныне расходятся.
* * *
28 июня 1607 года Шуйский подошёл к Алексину, а на другой день известил всех, что взял этот город «Божиею помощью». Но показания очевидцев, записанные автором «Карамзинского хронографа», позволяют уточнить ход событий. Оказывается, алексинцы, устрашённые приступом и пожаром сами сдали крепость. Они «Царю Василию добили челом, а вину свою принесли и Крест ему целовали, и в город царя Васильевых людей пустили»[37]. При появлении близ города войск Шуйского «людие же града того убояшася страхом велиим и биша челом царю Василью Ивановичю и вины своя принесоша»[38].
30 июня Шуйский с войсками был уже в окрестностях Тулы. К стенам города была подведена осадная артиллерия. Исторические источники сохранили описание осадного стана под Тулой. Шуйский основал ставку в трёх верстах от города в сельце боярина Вельяминова на реке Вороньей. Главные силы московского войска заняли позиции на левом берегу реки Упы. Большой, Передовой и Сторожевой полки, а также «прибылной полк» князя Б. Лыкова и П. Ляпунова окружили Тульский острог с трёх сторон. Были перекрыты дороги со стороны Калуги, Одоева и Карачева. Небольшой заслон – «Каширский полк» князя Голицына расположился против Тулы «на Червлёной горе» за Упой. Там же стояли татарские отряды во главе с князем Урусовым. Пушки, поставленные по обе стороны реки, простреливали город с двух сторон.
В войсках Шуйского числилось более 30 тысяч воинского люда. Правда, за счёт посошных людей и обозной прислуги число осаждавших превышало 60 тысяч человек. Правительственные войска начали совершать приступы с первых недель осады, но всё это были пробные разведывательные бои. В ответ оборонявшиеся делали смелые вылазки из крепости – «выходили пешие с вогненным боем и многих московских людей ранили и побивали»[39]. Хотя силы повстанцев в Туле едва ли превышали 12 тысяч бойцов.
Тула стала очередным местом расправ с противниками повстанцев. Дворян и детей боярских, сохранявших верность Шуйскому, подвергли мучениям и казням. Так, одоевский сын боярский Василий Колупаев был сброшен с крепостной башни в ров, за отказ целовать Крест «царевичу». Князь Фёдор Мещерский был заколот по той же причине. Тульский помещик Ермолай Истома Михнев был замучен и убит казаками. Останки его были сожжены, а поместье разграблено. Казнили и пленных, попавших в руки повстанцев в ходе вылазок. Но напомним, что руководство повстанческого войска почти сплошь состояло из знати или служилой воинской элиты. Это были князья: Телятевский, Шаховской, Засекин, князья Мосальские, представители литовского панства Старовский, Кохановский, известным представителем служилого южнорусского воинства был Ю. Беззубцев, игравший роль младшего воеводы.
Итак, гражданская война, развернувшаяся в России в начале XVII века, не являлась противостоянием низших и высших сословий. Ничего общего не имело это противостояние и с «крестьянской войной» (под руководством И. Болотникова), как любили изображать эти события в советской исторической науке. Средним звеном повстанческого воинства являлись недовольные правлением Шуйского дворяне и дети боярские Южнорусских уездов, а низшим – казаки и бывшие боевые холопы. В лагере повстанцев крестьян не было. Наоборот, посошная московская рать в основном набиралась из крестьян и обеспечивала победу войск Василия Шуйского.
* * *
А тем временем восстание против Шуйского на Нижней Волге ширилось. «Царевич Август» не стал отсиживаться в Царицыне, а двинулся к Саратову, чтобы пробиться в центральные уезды, а оттуда – к Туле. Однако крепость Саратова была хорошо подготовлена к обороне. Там воеводой сидел боярин З. И. Сабуров. «Царевич Иван-Август» окружил крепость и несколько раз пытался взять её приступом. Но у повстанцев не было хорошей артиллерии, и все приступы были отбиты с большим уроном для нападавших. Потеряв много людей, «царевич» вернулся к Астрахани.
* * *
По сложившейся традиции граф Шереметев с семейством проводил лето в усадьбе Михайловское Подольского уезда.
У распахнутого в светлый июньский день окна летом 190… года сидели двое. Это были гость – Александр Платонович Барсуков и хозяин дома – граф Сергей Дмитриевич Шереметев. Они только что хорошо прогулялись по окрестностям, и теперь в ожидании обеда сидели в кабинете.
– Неудержимо захотелось вон – подальше от этой придворной обстановки. От этих напыщенных и самодовольных людей. Нет, не гожусь я для этой жизни, давно отстал от неё и отвык. Да и беспокойство
