Это правда? Это был ты?
– Брешет, он! – возмутился Василий, сильно покраснев. – Он сам пулю отдал.
– Отдал? Просто так?
– Да, сам отдал, только не говорите Людмиле Павловне.
– Почему?
– Я деньги себе оставил. Я же купить должен был, а смог так выпросить, на жалость, – ответил Василий, снова опустив глаза и покраснев ещё больше, до невозможного для обычного человека цвета.
– Людмила Павловна попросила тебя купить ей пулю, но тебе удалось выпросить её. Но ты же ей отдал её, пулю эту? Правда, ты же честный мальчик, и не оставил её себе?
– Угу, – пробормотал мальчик.
– Не бойся, я не скажу ей.
На душе Ильи Петровича стало легче. Теперь он знал, как пуля попала в злополучное ружьё. Однако, это ещё не означало, что Трегубов не замешан в сговоре с Михаилом Торотынским или его матерью, или вместе с ними двумя.
17.
Столбов заканчивал обсуждение деталей предстоящей операции с московскими жандармами, когда Сивцев и Семёнов привезли Людмилу Павловну. Поэтому её подсадили подождать на стул к болтливому Белошейкину. Только в этот раз писарю не удалось извлечь ни единого слова из своего собеседника, и диалог превратился в монолог.
Открылась дверь кабинета пристава, и из неё вышли два жандарма. Один из них на прощание повернулся к Илье Петровичу и сказал:
– Координация во времени, это важно, обратите на это внимание. Не забывайте, за результатом операции следят на самом верху, – жандарм закатил глаза вверх и, сверкнув белками, вышел.
Илья Петрович вздохнул и перевел взгляд на неподвижно сидящую с абсолютно прямой спиной управляющую «Родников».
– Сивцев, ко мне задержанную. Семёнов бери бумагу. Нет, стой! Отставить. Белошейкин, бери бумагу и ко мне.
Людмила Павловна села напротив пристава, Белошейкин пристроился с торца стола на табуретке, которая осталась от жандармов. На какое-то время воцарилось молчание. Писарь смотрел на Столбова, ожидая, когда тот начнёт, Столбов обдумывал стратегию разговора, Людмила Иванова смотрела сквозь Столбова. Наконец Илья Петрович собрался с духом и начал:
– Людмила Павловна, буду с Вами честен. Мы всё знаем, – он немного помолчал, ожидая эффекта от своих слов, но управляющая продолжала смотреть куда-то вдаль. – С конюха мы уже сняли показания о том, как он Вас видел с ружьём. До того, как Вы отправили его долой с наших глаз на время расследования. Сын кухарки подтвердил, что отдал патрон для ружья Вам. Так что это Вы зарядили ружьё и организовали убийство Медведева. – Столбов сделал паузу, но женщина продолжала молчать, глядя перед собой, и он решился на блеф. – Мы провели химическую экспертизу и выяснили, что госпожа Мглевская была отравлена на вашем ужине.
На Людмилу Ивановну и это не подействовало, её лицо оставалось полностью безмятежным и бесстрастным.
– Послушайте, мы всё знаем и всё можем доказать в присяжном суде. Вам уже не уйти от наказания, никаким образом. Только прошу, скажите мне: зачем? Я совершено Вас не понимаю. У Вас всё было. Обеспеченная жизнь с Вашим сыном… Да, мы знаем, что Михаил Ваш сын. Зачем всё это?
Женщина вздрогнула и повернула голову, чтобы встретиться взглядом с приставом.
– Хорошо, – сказала она ровным и спокойным голосом, – я всё расскажу Вам, чтобы Вы поняли. Только для этого. Остальное мне неважно. Только чтобы Вы всё поняли с самого начала. Я родилась в нищей, но многодетной крепостной семье. Как-то мимо с охоты проезжал Алексей Константинович, он тогда был ещё достаточно молод. И он обратил своё внимание на меня. В те времена это было абсолютно нормально для барина – взять себе в дом понравившуюся крестьянку. Это делают и сейчас, только, я думаю, меньше. Мне даже понравился этот молодой барин и дом, в который он меня взял. В тот день я ещё не понимала, что он всегда носит на людях маску, маску благородного господина, а на самом деле он очень жестокий человек. Я узнала это, когда он пришёл ко мне ночью. На следующий день я сбежала, но меня поймали и… Опустим это. Раньше с крестьянами можно было делать всё, что угодно. И мне пришлось остаться, но не только поэтому. Алексей помогал моей семье едой и деньгами. Такое тоже было принято. Они стали жить относительно сыто, поэтому я оставалась и терпела всё это ради них.
Потом Торотынский женился. Однако, он не мог делать со своей благородной женой то, что делал со мной, иначе кто-нибудь мог узнать, и маска благородного господина была бы сброшена. В какой-то момент я забеременела, и Варвара Анатольевна стала что-то подозревать. Потом родился Михаил, и Торотынский снова начал посещать меня по ночам. Однажды случилось то, что когда-то должно было случиться: она нас застала. Она ничего не сказала, и они не разговаривали несколько дней. Потом приехал её брат и увез ее из имения. Я предложила способ, как малым позором избежать большого. Торотынский объявил Михаила своим сыном, а жену – сбежавшей изменщицей. Ему даже стали сочувствовать. Конечно, всю челядь пришлось сменить. Алексей всех продал куда-то на Кавказ за бесценок. Так мы и стали жить. У меня не было обязанностей прислуги по дому, и от скуки я начала учить грамоту. Торотынский, увидев это, даже нанял мне учителей. Не знаю почему, может, совесть, а, может, надоела моя невежественность. Я оказалась способной. Постепенно я начала заниматься делами имения, поскольку Алексей был равнодушен к ним. Охота, балы и светские ужины – вот такой был круг его интересов. Потом отменили крепостное право, и через какое-то время я поняла, что денег становилось всё меньше и меньше, расходы превышали доходы. Но Торотынский ничего не хотел об этом слушать. В то время я уже была управляющей имением, и стала присутствовать на некоторых ужинах. На одном из них я услышала рассказ про Бобринского и сахарный завод. Трудно было поверить, что сахар можно было делать из свеклы, а ещё зарабатывать на этом хорошие деньги. Я попросила Алексея, и он организовал мне поездку на завод. Там я сразу поняла, что это единственный способ сохранить имение. Я купила оборудование и набрала рабочих. Сначала Алексей снисходительно относился к этой затее, считал моим капризом и увлечением, но потом узнал, что я потратила на это последние свободные деньги. Он был страшно зол. В ту ночь мне пришлось очень плохо, и я несколько дней не выходила из комнаты, сказываясь больной. Что, в принципе, было правдой. Он приказал закрыть завод и распустить людей, не понимая, что он не вернет деньги и потеряет возможность
