Курашов.
– Хоть десять, – сразу понял намек Махмуд. – Найдете товар, возмещу.
– Ясно, – вздохнул Курашов.
– Хоп.
– Хоп.
ГЛАВА 26
Уже несколько дней Ефимов изнывал от тоски. Закончились допросы, очные ставки. Следователь – из молодых, шустрый – провел все следственные действия быстро и квалифицированно. Убеждать Ефимова в том, что признание смягчает вину, он сильно не старался, так как считал добытые доказательства достаточными для изобличения во взяточничестве. Именно так он и сказал Ефимову.
И неожиданно для себя Аркадий Владимирович остался не у дел. Собеседников в камере было хоть отбавляй, но все разговоры уже переговорили. Из этих бесед удивленный Ефимов вынес одно – с ним сидят совершенно невиновные люди. Он не знал, что они говорили своим следователям, но здесь били себя в грудь и кричали, будто залетели ни за понюшку табака. Имелись в камере и простаки, сообщавшие каждому, как неправильно они поступили, и с нетерпением ожидавшие суда, чтобы поскорее попасть в колонию и начать нормально работать. Больше всего Ефимова поразили рожи невиновных. Ни с одним из них он не согласился бы встретиться в темном переулке и никому бы из ближних этого не пожелал. Аркадий Владимирович даже стал испытывать некоторую неловкость из-за того, что, отрицая вину, если и не становился на одну доску с сокамерниками, то, во всяком случае, был к ним близок.
Ефимов понимал, что никакой суд не вынесет оправдательного приговора по его делу, и, конечно, мог все чистосердечно признать, но тогда бы пришлось выглядеть непоследовательным и трусливым лжецом. Этого ему не хотелось. Лучше уж убедить себя в собственной невиновности и тянуть эту песню до конца дней. Глядишь, кто-нибудь когда-нибудь и поверит. Не все же такие твердолобые, как оперативник и следователи…
И вот, когда грусть и одиночество в до отказа забитой камере стали невыносимыми и Ефимову захотелось во весь голос запеть что-либо длинное и бесконечно унылое, его вызвали.
С небывалой радостью он соскочил с нар. Сейчас он был готов встретиться хоть с самим чертом.
Идти длинными многодверными коридорами, спускаться и подниматься по каким-то лестницам ему нравилось. Ефимов даже успел сказать несколько любезных слов пожилой, с сержантскими погонами женщине, которая довела его до камеры для допросов, и воспринял ответную ворчливую фразу, как пение сладкоголосой сирены.
Переступив порог и увидев за столом остроносого опера, Ефимов опешил:
– Виктор Григорьевич?! Какими судьбами?!
– Здравствуйте, Аркадий Владимирович, – суховато улыбнулся Шелехов, не ожидавший подобной реакции.
Идя сюда, он ожидал увидеть в глазах Ефимова настороженность, боязнь того, что могут вскрыться обстоятельства, доселе неизвестные следствию. Ничего этого не отмечалось. Лишь радость встречи.
Шелехов предложил обвиняемому присесть, ждал перемены в его настроении.
И от немигающего взгляда оперативника Ефимову сделалось не по себе. Он осознал, что не скоро сможет испытать такое простое счастье, как встречу с малознакомым человеком без опаски проговориться. О луковом бизнесе Аркадий Владимирович запретил себе думать с самого начала своего существования в качестве следственно-арестованного, и это ему почти удалось. Но Шелехов одним появлением заставил его мозг сжаться от напряжения. Неужели пронюхал что-то?! Сидит, сверлит глазами!.. Ну, Буратино, открой свой скрипучий рот, открой!
Шелехов с удовлетворением уловил мелькнувшую во взгляде Ефимова неприязнь. Как раз то, что надо. Значит, есть такое, о чем бы не хотелось беседовать с опером, есть… Ну что же, побеседуем…
– Как давно вы получаете лук из Таджикистана?
Задав вопрос, Шелехов блефовал, и блефовал по крупной. Сведениями он располагал самыми минимальными. Теми, что сообщил Облучков, и теми, которые получил от оперативников того города, где располагался кабельный завод. По его просьбе они провернули гигантскую работу, опросив чуть ли не два десятка человек, тем или иным образом связанных со вскрытием и разгрузкой поступивших от МНУ вагонов с возвратной тарой. Однако установить удалось лишь то, что в последнем вагоне с двумя порожними барабанами была шелуха от лука, да с год назад один из грузчиков чуть ногу себе не сломал, наступив на закатившуюся в угол луковицу.
Поступить по-другому Шелехов не мог. Ему нужно было узнать, как отреагирует Ефимов на прямой и не очень умный вопрос.
Ефимов закатил глаза, приложил руки к сердцу и этим окончательно убедил оперуполномоченного в том, что он на верном пути. Шелехов сразу вспомнил, как вел себя Ефимов в момент задержания, и улыбнулся. Слишком небольшим оказался арсенал артистических приемов старого снабженца.
– Виктор Григорьевич! – воскликнул Ефимов. – Как можно?! Ну бог с ней, с той пачкой денег, которую вы нашли возле унитаза! Зачем же еще что-то выдумывать?! Напраслину на человека возводить?! Неужели вам легче станет, если мне дадут лишних три года?!
– Легче… Когда человек упорно не желает рассказывать правду, мне всегда приятно узнать, что суд по достоинству оценил его неуступчивость и упрямство.
– Виктор Григорьевич! Это же форменный произвол!.. Я…
– Еще скажите, что будете жаловаться прокурору, – хмуро усмехнулся Шелехов.
Ефимов оторопел. Именно это не дал ему договорить оперативник. Он хватанул ртом воздух, но Шелехов погасил в нем желание возмущаться:
– Если вам неприятна моя физиономия, я встану и уйду…
– Сдалась мне ваша физиономия, – понуро пробурчал Ефимов и добавил безо всякого энтузиазма: – Зря вы со мной про какой-то лук разговор завели… Мне эта тема совсем не интересна…
Шелехов нажал кнопку, укрепленную на ножке стола, вздохнул:
– Я собираюсь в командировку в Таджикистан… Кому-нибудь передать привет?
– Мне неудобно вас утруждать, – с кислой миной отшутился Ефимов, ощущая всем существом, насколько безвозвратно испорчен и без того серый день.
Он шел по коридору и снова заставлял себя забыть о веренице луковых вагонов, не хотел думать и о том, что последний вагон, несмотря на все его старания, попал-таки в руки ОБХСС. В этом Аркадий Владимирович был убежден. Иначе зачем бы длинноносому идти в открытую?
ГЛАВА 27
Курашов, размышляя о том, каким образом выйти на сбыт, пришел к выводу, что Турсунов прав. Тыкаться в бесчисленные кооперативные магазины или искать человека, которому Ефимов поручил продажу лука на рынке, бесполезно. Оставался один выход – найти тех, кто разгружал последний вагон и вывозил мешки со станции. Но это тоже было не просто. Махмуду хорошо, безопасно командовать издалека. Крутиться-то приходится ему, Курашову… Конечно, перемудрил Махмуд, решив, что Ефимов не в тюрьме, а ушел под воду с заграбастанными мешками… Курашов вспомнил, как пришел к Ефимову на квартиру. У жены было такое лицо, а в квартире так тихо, что впору зеркала черным крепом завешивать.
Третий день Курашов вставал ни свет ни заря
