потом на справедливое наказание!
Приказ старшего успокоил наиболее ретивых, и Ингварсон счел, что пришло время рассказать наиболее темную часть истории. Он нагнулся к самому уху Озмуна и зашептал, то и дело поглядывая в сторону Ольгерда.
Озмун поднял мрачный взгляд.
— Как это понимать, Ольгерд? Ты защищаешь убийц своего дяди?
Не отводя глаз, Ольгерд отрицательно мотнул головой.
— Нет, я лишь говорю, что моя женщина не виновна.
Озмун впился в лицо юноши, стараясь заглянуть в самую глубину его души, и тот встретил проницательный взгляд этих ледяных глаз с удивительным спокойствием. Уверенное упорство парня на миг потушило вспышку ярости в голове Озмуна, и сознание моментально вернуло его мысли к другому куда более важному вопросу. — «Рорика нет! Что будет с дружиной, что будет с родом? Что будет с нашим планом здесь в земле вендов?»
Озмун замолчал, вдруг реально осознав размер навалившегося горя, и тут послышался голос подошедшего Кольдина Длинноногого.
— Как ты можешь это знать? — Главный хозяйственник и распорядитель бывшего конунга смотрел прямо на Ольгерда. — Ты сам видел своими глазами момент убийства, у тебя есть достойные доверия свидетели или твоя уверенность строится лишь на доверии к ведьме?
Длинный сухой как жердь Кольдин всегда был чужд эмоций и сейчас тоже подчеркнул лишь самую суть. Теперь на Ольгерда уставилось несколько сотен заинтригованных глаз. Вся дружина, бросив избивать беззащитных рабов, собралась толпой вокруг Кольдина, а тот не дожидаясь ответа продолжил:
— В любом случае такое важное дело, как убийство конунга и братьев наших, должно быть расследовано со всей тщательностью, и только после этого мы сможем точно сказать кто виновен, а кто нет.
Большинство дружинников закивало, соглашаясь с разумными доводами старшего. По толпе побежал гомон обсуждения, и под этот нарастающий шум неожиданно подал голос Ингварсон.
— Я извиняюсь перед обществом, может быть я неправ, но мне кажется для справедливого суда кроме совета старшины нужен еще и конунг, а Рорика, увы, уже нет с нами. — В этот момент Тури не удержался и бросил быстрый взгляд в сторону Ольгерда, мол, я даю тебе шанс, а там уж все будет зависеть от тебя и воли всесильных богов, но если тебе повезет, парень, то не забывай того кто тебе помог.
Народ на берегу зашумел еще громче, и глаза Озмуна метнулись в сторону Кольдина. Два самых влиятельных человека в дружине вдруг поняли какой вопрос на этот момент наиважнейший. Кто будет конунгом? А еще точнее, кто из них будет конунгом?
Выдержав испытывающий взгляд соратника и «злейшего» друга, Кольдин поднял руку, призывая к тишине.
— Тише, народ Руголанда! Ингварсон абсолютно прав, избрание конунга для нас сейчас вопрос самый главный и затягивать с ним нельзя. Предлагаю сегодня же избрать от каждого десятка по одному выборщику, а завтра на совете старшины они изберут большинством голосов нового конунга.
Несмотря на то, что Озмун слыл матерым рубакой и славу свою добыл на поле боя, а не в политических интригах, в быстроте мысли он нисколько не уступал хитроумному распорядителю. Мгновенно оценив какой расклад его ждет, Озмун тут же решил, что при таком варианте он точно проиграет. — «У Кольдина своих людей в дружине больше и в части уговоров у того возможностей тоже поболе, все же на хозяйстве стоял. Если дать ему время, да еще разделить все общество на десятки, то однозначно в выборщики выберут его ставленников. А этого допускать никак нельзя».
Поэтому он среагировал мгновенно.
— Что за нововведение, Кольдин? Зачем народ разделять? Пусть выбирают все, открыто и прямо! — Он уверенно оглядел собравшихся. — Завтра соберемся всем обществом, и люди сами выкрикнут имена тех, кого пожелают себе конунгом. А потом проголосуем за всех названных, и тот, за кого больше всего соберут камней, тот и станет конунгом дружины.
Дружный громогласный ор не оставил сомнений какой вариант дружине больше по нраву.
— Любо! Озмун!
— Любо! Все должны быть на виду, чтоб без обману!
Довольно ухмыльнувшись, Озмун вновь бросил взгляд на Кольдина, но тот лишь бесстрастно пожал плечами, мол как знаешь, мне все равно.
Глава 11
Ольгерд переводил взгляд с одного орущего рта на другой и думал: «Как изменчиво и непостоянно настроение толпы. Только что казалось, ничего не интересует этих людей больше чем желание покарать преступников, а сейчас они даже не вспоминают о беднягах. Все увлечены завтрашними выборами, и судя по всему, — тут он поймал торжествующий взгляд Озмуна, брошенный на своего главного противника, — мою кандидатуру никто всерьез не рассматривает. С одной стороны, это печально, ибо даже не представляю, как такой расклад изменить, а с другой, пока туры бодаются между собой, у лисы есть шанс утащить добычу и не попасть под копыта».
Прошло совсем немного времени с момента получения печальной новости, а дружина руголандцев уже расслоилась. Без особого труда можно было выделить четыре основные группы. Где-то с четверть дружины столпилось вокруг Кольдина, примерно столько же рядом с Озмуном, основная масса, пока еще не определившаяся, начала потихоньку расходиться по своим делам. Особняком остался стоять десяток из младшей дружины с возвышающейся над всеми головой Фрикки, и Ольгерд, заметив, как тот радостно машет ему рукой, немного оттаял душой. — «Есть все-таки здесь люди готовые пойти за мной».
От размышлений его оторвали резкие слова Озмуна.
— Девку твою, Оли, от греха подальше запрем до суда вместе с остальными рабами.
Ольгерд нахмурился, и Озмун криво усмехнулся.
— Да не бойся, ничего с ней не случится. Пока… — Он дал знак стоящим рядом бойцам, и те начали поднимать сбившихся в кучу рабов.
Кто-то из дружинников поднял лицо и крикнул:
— Давай, ведьма, слезай сама, пока тебя за волосы не стащили!
Ольгерд уже хотел было ответить что-нибудь резкое, но тут за спиной послышался шорох, и не успел он развернуться, как Ирана, резко оттолкнувшись, спрыгнула в воду. Сноп брызг взметнулся в разные стороны, и прежде чем крепкие руки дружинников потащили ее на берег, взгляд девушки скользнул по лицу Ольгерда. Впервые за последние месяцы это мимолетное касание глаз напомнило ему ту прежнюю, гордую и независимую Ирану, которую он встретил когда-то на глухой, лесной заимке.
Стиснув зубы, Ольгерд сдержал порыв вмешаться и, проводив глазами удаляющиеся спины, подумал: «Ничего, потерпи немного, я скоро вытащу тебя».
Дальше все потекло так, словно ничего и не произошло — самый обычный день. Пришла груженая
