только что из аварии, настолько у него снесён был зад.
Люди (человек десять) в кольчугах с пластинками и шлемах, вооружённые э-э-э… мечами(?) и копьями… или пиками? — неважно! — теснили к переднему краю снимка группу пёстро и разномастно одетых цыгановатого вида мужиков (всё как положено, даже золотые кольца в ушах!), тычущих в солдат (или дружинников, хрен их поймёт) тоже вроде как мечами, только кривыми, на манер ятаганов. В этой композиции выделялся здоровый, за два метра, мужик с громадным топором на массивной ручке, красиво запечатлённым в замахе, но противостоял ему…
Палыч потыкал пальцем в середину фотки:
— Это что, фотошоп?
— Да нет, это вот реальный ходячий танк.
— Ни хера себе!!! Это ж какая дурмашина! — Объект его внимания возвышался над цыганом с топором на две головы и был шире его в два раза. — Это вообще двигается? Там же, вроде, двигателя никакие… — Палыч вгляделся в фото. На груди ходячего танка был крупно нарисован герб: белая птица на голубом фоне. — Так это же… — он вернулся к первой, парадной фотографии. — Да ну на…
— А вот следующий кадр, — Олег протянул ещё одну фотку. Декорации практически не изменились: люди, лошади, собаки — всё сдвинулось едва-едва, но фигура гиганта смазалась в движении. А из шеи здоровяка-наркодилера фонтаном хлестала кровь, голова же с выпученными глазами живописно закрыла верхний левый угол фотографии. — А вот тебе увлекательный видосик.
Палыч взял из рук безопасника планшет. Ракурс был другой, но ситуация — та же, что на фотографиях. Всего секунд пять. Все бегут, все кричат, какие-то домишки разлетаются щепками, из облака обломков появляется огромная стальная фигура, смазанное движение — голова летит, дальше экран красиво забрызган красным.
— Однако… — задумчиво повторил Палыч, просмотрев видео раз пять. — С таким только договариваться.
13. НА НОВОЙ ЗЕМЛЕ
УСКОРЕНИЕ
Старая Земля, Москва, 05.06.2037 // НЗ, 12.03 (июля).0055
Олег
Олег Сергеевич смотрел в медицинский отчёт и понимал хорошо если одно слово из четырёх.
Пожилой врач напротив терпеливо ждал.
Олег отодвинул листок. Столешница была тёмно-бордовой, полированной. Сильно хотелось долбануть по столу кулаком, но он сдержался. На груди доктора бронзово поблёскивал бейджик.
— Самуил Моисеевич… Вы можете мне объяснить…
— Человеческим языком?.. Конечно. Виктор Павлович перенёс обширный инсульт. Я, если честно, вообще удивлён… Следует отдать должное своевременно оказанной помощи. Поверьте мне, в большинстве случаев он даже не доехал бы до больницы…
— Когда с ним можно будет поговорить?
— Мне бы не хотелось вас расстраивать, но… Скорее всего, никогда. Мы со своей стороны делаем всё возможное, однако… При столь обширном повреждении головного мозга, поймите — даже если он очнётся — это будет совершенно не тот человек, к которому вы привыкли. Он может даже не узнать вас. Скорее, судя по затронутым… э-э-э… частям мозга, так скажем… он не узнает вообще никого. Высока вероятность того, что пациент, — доктор помялся, — останется на уровне растения.
Олег тяжело задышал. Вдруг стало очень душно. Доктор налил в стакан воды, накапал туда каких-то капель и подвинул Олегу:
— Вот, выпейте, успокойтесь. На вашем месте я бы тоже прошёл комплексное обследование, мне очень не нравится ваш цвет лица…
У воды был странный привкус каких-то трав, горьковатый и пряный.
— Как долго вы сможете его поддерживать?
Доктор пожал плечами:
— Месяц, два… Да хоть год. Хотите подготовить переход?
Олег кивнул:
— Как вы думаете, он сможет вынести перелёт?
— Нет. Категорически — нет. Я бы даже переноску не рекомендовал, однако тут у нас нет выбора. К тому же от нашей клиники до портала всего полтора километра. Реанимобиль мы обеспечим. Даже если наступит клиническая смерть — вы успеете Виктора Павловича переправить. Другие варианты я категорически не советую. И… самолётом вы его гарантированно убьёте.
— Спасибо, доктор. Я думаю, надолго мы не задержимся.
Тот же день, вечер, Москва
Олег
В гнезде под крышей веранды вывелись птенчики, теперь оттуда раздавался писк, а мамаша с папашей так и мелькали, таская мелким обжорам каких-то козявок.
Конечно, они обсуждали переход. Готовились. Заключили кое-какие договора с несколькими фирмами-представителями по управлению делами. В пригороде Жемчужного достраивался дом с большой усадьбой — Палыч непременно хотел сад и конюшни.
Но как же, твою мать, внезапно всё случилось-то…
Так. Самолёт отпадает. Значит, Иркутский портал накрылся медным тазом.
Отпадает также Подмосковный портал, выходящий у южной оконечности Серебряного озера. А жаль, была надежда переправиться вплавь, а там уж от Серебряной Гавани всего-то километров шестьдесят-семьдесят. Да даже пешком со всеми загибами дорог и кружным путём вдоль озера от Подмосковного до Иркутского портала — семьсот от силы. Но док говорит, что это не вариант, а довезти холодное тело Олегу вовсе не улыбалось.
Ладно, будем работать с тем, что есть.
Олег пододвинул к себе свежее издание атласа Новой Земли, развернул подклеенную в последний форзац карту. По прямой от Измайлово до Иркутского входа выходило чуть не пять тыщ километров. Это если по прямой. Часть этого пространства была занята серыми пятнышками разной формы. Он хмыкнул. Мать рассказывала, что какой-то пра-пра-пра(и ещё сколько-то раз пра)дед с самим Ермаком ходил Сибирь осваивать. Правда или нет — выяснить так и не удалось. Будем считать, что так оно и было. А раз так — значит, на родý написано открывать новые земли. Ну и всё, чего кваситься.
Тот же день, вечер, Москва // 13.03 (июля).0055 НЗ
Олег
Утром он собрал персонал загородного дома в большом холле, объявил, что состояние шефа не улучшится, и через четыре дня намечен его переход в Жемчужный. Дом выставляется на продажу. Все желающие могут сохранить рабочие места, переместившись вместе с ними. Если нет — завтра же могут получить расчёт, выходную премию и рекомендации. На раздумья — сутки.
С охраной был разговор особый. Многие работали на Денисовых уже не первый десяток лет. Были и ветераны с девяностых.
Олег обрисовал ситуацию.
— Короче, мужики, решать вам.
— Я так понимаю, — взял слово старший, — у нас есть три варианта: остаться здесь, зайти в портал самим по себе или пойти с вами через все эти, — Степаныч покрутил пальцами в воздухе, — неведомые земли.
— Ну, почему? Есть ещё вариант пойти с нами, но остаться в Жемчужном. Палыч насильно с собой никого не потащит.
— А вот если старуху мою, — поднял руку шестидесятилетний Жора, считающийся среди прочих молодым, — можно будет в Жемчужном пристроить? Пусть в саду копается, она это дело любит.
— Не вижу проблемы. Дом строится большой, с хозяйством. Работы там предостаточно.
— Ну, тогда я подписываюсь на поход! — Степаныч решительно хлопнул по коленке. — Там, говорят, года скидываются. А я уж в гриб превращаться начал. Пиши меня, командир.
Тот же день, ближе к полуночи, Москва / 13.03 (июля).0055 по времени Новой Земли
Олег
Осталось ещё одно дело, и Олег в кои-то веки тупил, не зная, с какой стороны и как к нему лучше подъехать.
Письмо нашла и принесла ему горничная. Сперва-то не до того было, а вот теперь безопасник пытался сообразить: что делать? Совсем ничего не написать — а ну как пацан в уныние канет? Чувствовать себя брошенным… Ладно, забыли.
Написать, что всё нормально — не поймёт ведь, почему с таким дальним заходом… Да и не отцовой рукой писано. Шалопай он конечно, а если накрутит себя?
По-любому выходило, что надо писать как есть. Объяснить ситуацию. Чтоб дождался, дотерпел. Как там в каменоломнях — поди, жизнь не сахар? Деньжат бы малость отправить — а как? На счёт баронства перевести? С просьбой о распоряжении в пользу осуждённого каторжника?
Олег Сергеич подивился выверту своей мысли, примерил на себя ситуацию… Нужно этому барону больно заморачиваться…
Открыл левую дверцу стола, глянул на ряд бутылок. Подумал. Ну его. Доктор сказал: цвет лица плохой. Перетерплю уж пару дней. Чаю, что ли?
В доме было тихо, и Сергеич решил никого не телепать просьбами, поставить чайник самому. Расфасованная в пакетики «пыль индийских дорог» его никогда не привлекала, и начбез направил свои стопы в кухню, заваривать.
Там, на удивление, было полно народу — считай, вся обслуга и практически вся охрана.
— Эт что? Собрание?
— Да вот, шеф, забастовка, — засмеялась одна
