было жаль её. Всё же Илья поступил с ней слишком жестоко. Из одной из самых популярных девчонок универа она вдруг стала изгоем. С одной стороны, конечно, поделом, пусть прочувствует на своей шкуре, каково это, стать эпицентром насмешек и издевательств. Но с другой… Чисто по-человечески мне было её жаль. Да и что уж там, будучи девчонкой, попасть в сеть в таком виде… Как минимум, она получила нагоняй от родителей. Максимум – так же можно довести человека до чего угодно.
Добивало вместе с тем и осознание того, что это сотворил парень, в которого я по глупости своей влюбилась.
– Мне до лампочки, Варь. Я ни о чём не жалею, и вызвать у меня чувство вины у тебя не получится. Поэтому закрыли тему.
– Я не пытаюсь тебя пристыдить, просто это было жестоко, и тебе не мешало бы извиниться перед ней, – продолжила я настаивать, и, как оказалось, очень зря.
Филатов цыкнул, покачал головой, а потом затормозил так, что я едва не влипла лицом в панель приборов. Лишь в последний момент успела упереться руками и в ужасе уставилась на Илью.
– Тебя во мне что-то не устраивает? – спросил холодно, поигрывая скулами.
– Нет, но…
– Тогда больше никогда не указывай мне, что делать. Поняла?
От неожиданности я кивнула и замолчала.
Глава 28
– Нравится?
Смотрю на Филатова, его искреннюю улыбку и кажется, будто я всё перепутала и передо мной сейчас совершенно другой человек. Вовсе не тот, который ещё совсем недавно кричал на меня в машине. И не тот, который отомстил Катрин. Будто эти два человека вообще разные и, кроме схожести внешне, не имеют больше ничего общего.
Как у него так получается?
– Нет, – дуюсь, отворачиваюсь.
– Ну, маленькая. Что не так? – он отдаёт шубу девушке-консультанту, приобнимает меня за плечи.
– Ничего. Просто мне такие вещи не по карману. Я уже говорила тебе об этом, если помнишь.
– А я тебе уже говорил, что в состоянии купить своей девушке всё, что она захочет, – он не даёт выйти из магазинчика, разворачивает обратно. – Примеряй, давай. Ну? Я жду, – голос мягкий, заботливый, как и взгляд. Но я уже слышу в нём сталь. А может, просто накрутила себя.
– Я не хочу эту шубу! – всё же даю отпор, на что Филатов реагирует не совсем адекватно.
– Несите на кассу! – приказывает девушке, и та, нацепив свою дежурную улыбочку, ретируется. – Пойдём! – Илья берёт меня под локоть, ведёт за собой силой. И я не успеваю опомниться, как шуба оказывается в коробке, а затем и в его руках.
– Илья… – выдыхаю, услышав озвученную кассиром цену, и торопею, когда он достаёт свою карту.
Филатов молча рассчитывается, берёт меня за руку и следует дальше по торговому центру.
Тогда я впервые осознала, что этот мужчина всегда делает всё по-своему. Даже когда это не нужно, даже в убыток себе. Ему всегда нравилось верховодить, командовать, прогибать под себя.
– Никогда не спорь со мной, – первым нарушает наше молчание. – Меня это бесит.
Поджимаю обиженно губы и тяжело вздыхаю.
– Бесит то, что я не захотела шубу? Но мне они не нравятся! – не выдержав вдруг возникшего между нами напряжения, торможу, выдёргиваю свою руку из его.
Филатов же, скрипнув зубами, снова перехватывает моё запястье, сжимает его до боли.
– Ай, пусти!
– Уймись, Варь! Всё. Будешь носить эту грёбаную шубу. А сейчас пройдёмся по другим магазинам, купим тебе нормальную одежду. Мне не нравится то, во что ты одеваешься.
Это началось ещё тогда. С самых первых наших дней вместе. Я много раз задумывалась над тем, изменилось бы что-нибудь, будь я чуть твёрже. Если бы я отстояла своё мнение там, в том торговом центре? Честно говоря, сильно сомневаюсь.
– Тебе не нравится моя одежда? – поражённо прошептала я. Почему поражённо? Потому что раньше я об этом не задумывалась. И не задумалась бы, если бы он не сказал сам.
Да, я понимала, что моя одежда и стиль не совсем соответствуют его статусу. Но даже не подозревала, что Илью это может волновать. Оказалось, может, ещё как. Раз уж он насильно начал покупать мне вещи.
И устыдившись того, что выгляжу неподобающе, я позволила Илье тащить меня по бутикам дальше. Даже стойко выдержала магазин белья, где он сам выбрал мне то, что ему приглянулось. Но внутри, на самом дне души, затаилась обида. Глупая, детская. Как отголосок минутного унижения, которое я пережила. Наверное, в тот момент и была раздавлена моя гордость.
Потом мы обедали в кафе, и, пока Илья разговаривал с кем-то по телефону, я по-быстрому отвечала Елене Мироновне. Она забеспокоилась, что я не отвечаю на звонки, а мне было неудобно говорить с ней при Филатове. Да и времени как-то не находилось. Илья не давал скучать.
«У тебя всё хорошо? Каникулы начались, а от тебя ни слуху ни духу», – получила от неё сообщение и устыдилась того, как легко забыла о единственном любящем меня человеке.
«Да, всё отлично. Гуляю с подружкой», – и снова стало неудобно. Я никогда не врала Елене Мироновне. Это же всё равно, что обмануть мать. Недостойно.
«Когда приедешь ко мне?»
«Может, на следующей неделе», – поджала губы.
«Ну, хорошо. Скучаю, моя девочка».
Я улыбнулась, грудная клетка наполнилась теплом.
«Приеду завтра!»
Филатов, вернувшийся за столик, окинул меня пристальным взглядом.
– Это ты с кем там переписываешься? – и без всяких разговоров выдернул из моей руки телефон. – Да, мобилку тебе ещё надо купить. А это кто? – указал на контакт Елены Мироновны. – Чего это она по тебе скучает?
Я не подала виду, что его беспардонность меня как-то задела и, подавив в себе возмущение, ответила:
– Это мой опекун. Она работала воспитательницей в детском доме, где я выросла. Можно сказать, моя мама.
– Ммм… Обычно маму по-другому записывают в телефоне, – недоверчиво сощурился.
– А я вот так её называю. Привычка. Телефон мне вернёшь? – вздёрнула бровь, и Филатов, вздохнув, пролистнул ленту моих сообщений. – Илья? – напомнила о себе. Он сейчас серьёзно досматривает мой мобильный? Нет, ну это уже перебор.
Но Илья отдал телефон до того, как я возмутилась в голос.
– Так, вечером тебя заберу, погуляем. Сейчас нужно в офис. Отец наседает в последнее время, – отчётливо скрипнул зубами, допивая свой кофе. – Доедай, – кивнул на мой десерт.
– Мне больше не лезет, – улыбнулась ему благодарно. А может, зря я так, завыпедривалась? Он ведь заботится обо мне, у него нет цели унизить, обидеть или подавить.
Просто мой Филатов такой. Суровый. Но это же нормально.
