на меня один взгляд и усмехается.
— Как раз вовремя, — хрипло говорит он, — у тебя на столе стопка папок, которые нужно упорядочить.
Есть ли термин, обозначающий, когда кто-то что-то недооценивает? Стопка на моем столе выглядит так, будто она вот-вот перевернется.
Как бы ни была утомительна работа по их упорядочиванию, она помогает мне отдохнуть от повседневной рутины. Я отключаюсь и занимаюсь файлами, укладывая папку за папкой в соответствующий ящик. Они должны все перевести в цифровой формат, но кто я такая, чтобы критиковать? Я скромная секретарша, умеющая выполнять суровую работу и приносить людям кофе.
Но должна признать, что у меня почти нет возможности все испортить, поэтому это лучшая часть моего дня за сегодня. Все оставляют меня в покое, и я часто делаю перерывы, чтобы посидеть на полу и написать Кристин о том, как ужасно прошел сегодняшний день. Она сочувствует мне. У каждого из нас бывали дни, когда кажется, будто настал конец света, и тебе уже ничто не поможет.
— Кей! — Малкольм прерывает мое молчание осуждающим тоном. — Я думал, что послал тебя сюда выполнять работу. Почему ты разговариваешь по телефону?
Такое чувство, что буря никогда не утихнет.
— Прости, Малкольм. Я взяла перерыв и…
— Мой кабинет, — он свирепо смотрит на меня. — Сейчас же. — Спорить не о чем. Я опускаю голову и следую за ним, как побитый щенок. Помощники юристов за своими столами бросают на меня сочувственные взгляды. Все бывали здесь раз или два, и они сочувствуют мне.
Малкольм указывает на стул перед своим столом, когда мы входим, и я прохожу мимо него, чтобы сесть. Он с грохотом закрывает дверь и идет к своей стороне стола.
— Мне нужно тебя уволить? — спрашивает он в упор.
Я качаю головой.
— Это был плохой день, Малкольм, прости, я…
— Я не хочу этого слышать. Когда у меня бывают плохие дни, я все равно должен встречаться с клиентами и выполнять свою работу. Когда ты становишься взрослым, ты либо заявляешь о болезни, либо идешь на работу и скрываешь все это до пяти вечера. — Он скрещивает руки на груди и смотрит на меня, как на непослушного пятилетнего ребенка, который только что разбил дорогую вазу.
Я смотрю на свои блестящие черные балетки и изучаю складки, образовавшиеся за месяцы использования. Я пытаюсь сосчитать их, давая Малкольму подходящую минуту молчания, чтобы он знал, что его мудрые слова дошли до меня.
— Прости, — повторяю я через несколько мгновений.
— Ты хоть понимаешь, как себя сейчас ведешь? — Малкольм щелкает пальцами, привлекая мое внимание. — Посмотри на меня, Кей. Ты понимаешь, что ведешь себя как ребенок?
Мое лицо горит от стыда.
— Я просто хочу объяснить. Это не…
— Если ты хочешь вести себя как ребенок, может, мне следует наказать тебя, как ребенка. — Малкольм наклоняется вперед и кладет руки на стол. В его глазах появляется огонек, от которого мой желудок делает сальто назад — и это не к лучшему. Между нами тянется долгое молчание, напряжение усиливается с каждой секундой. Я боюсь что-либо сказать, опасаясь навлечь на себя гнев Малкольма. Или еще хуже.
— Когда Ксавьер в детстве попадал в неприятности, Виктория никогда не позволяла мне его отшлепать. Она говорила, что ее саму никогда не шлепали, так что и ее сына тоже не будут. Она заставляла его идти в свою комнату; выпалывать сорняки с садовником или заниматься чем-то столь же скучным. — Уголки его рта подергиваются от восторга. — А вот моя домашняя жизнь была полной противоположностью. Мы с братьями получали по заднице, когда провинились. Помню, однажды после грозы родители отправили нас поиграть на улицу, и мы нашли огромную грязевую яму. Мы лепили шарики из грязи и бросали их в дальнюю часть дома. Когда отец узнал об этом, он заставил нас выстроиться в очередь для взбучки. Он дубасил нас одного за другим, пока мы не поклялись, что больше никогда даже не посмотрим на грязь.
В груди поднимается тревожное чувство; кажется, я знаю, к чему это приведет. У меня снова начинает болеть живот, но я слишком боюсь пошевелиться.
— Думаю, ты выросла очень похожей на Ксавьера. Твоя мама следует правилу "пожалеешь розги — испортишь ребенка". Но, возможно, ей не следовало быть такой. Хорошая порка может научить тебя вести себя подобающим образом на рабочем месте.
Я открываю рот, чтобы ответить, и единственное, что выходит, — это очередная порция рвоты. Улыбка Малкольма превращается в гримасу ужаса, когда я выплевываю желудочную кислоту и воду на его дорогой, отделанный красным деревом рабочий стол. Это похоже на сцену из фильма "Экзорцист".
— Прости, — стону я, закрывая лицо руками. — Я должна была позвонить и сказать, что заболела.
Все, что он надеялся получить от своей маленькой речи, не сбылось, когда он помогает мне подняться на ноги и зовет одного из своих помощников по правовым вопросам проводить меня до машины.
— Не, эм, не приходи завтра, если плохо себя чувствуешь.
Если бы я знала, что моя привлекательность будет разрушена рвотой, я бы сделала это давным-давно.
Глава 27
Ксавьер
Сердце колотится в груди, в животе неспокойно. Страх пробирает меня, как озноб, но я заставляю себя сохранять спокойствие. Глубоко вздохнув, я нажимаю кнопку "позвонить" и с тревогой жду, когда Кей возьмет трубку.
— Я не могу сейчас говорить, — шипит она в трубку, когда отвечает. Я спрашиваю ее, что случилось, но в ответ слышу гудки, потому что она бросает трубку.
— Сукин сын, — ругаюсь я. Я останавливаюсь посреди кампуса Блэкмора и ищу ее местоположение. Ее синяя точка находится на Манхэттене, недалеко от здания McCade & Manchester. Что сделал мой отец на этот раз?
Ей требуется одиннадцать минут, чтобы, наконец, ответить на мой звонок. Я смотрю, как ее голубая точка отъезжает от офиса и выезжает на шоссе, ведущее в Роуздейл. Я подумываю, чтобы позвонить ей в тысячный раз, но стараюсь поверить ей на слово. Когда мой телефон вибрирует, я отвечаю до окончания первого гудка.
— Что случилось? Ты в порядке? Малкольм что-то натворил?
Она спокойнее, чем я ожидал, учитывая, что она прислала мне сообщение SOS.
— Я переволновалась. И просто слишком драматизировала, — беззаботно говорит Кей. — Ничего страшного.
— Чушь собачья, ничего страшного, — рычу я в трубку. — Нельзя отправлять такие сообщения, когда они ничего не значат, Кей. Что он сделал?
— Откуда ты знаешь, что это сделал твой отец? — Она
