своими не гуленными ногами, по разбитым дорогом Ленинграда. Вчера с Коварчиковым приключилась небольшая история, у него спросили не стыдно ли ему ходить сытом пока все голодают. Он конечно тогда ни чего не ответил, но сейчас он думал. «Ох, вчера этот наглый рабочий задал мне такой грубый вопрос. Почему я так живу, смешно мне от такого вопроса. А разве могу ли я жить иначе, если у меня есть средства жить именно так? Нет! Даже если я поделю своё богатство на сотню человек, они проедят это через две недели, а мне пол жизни это проедать и пропивать надо, многие думают, что у богатых ни меры, ни чести, но честь может быть и правда нету. Но мера та есть мы проедаем и пропиваем сколько нужно богатому человеку, а если я дам все деньги какому то бедняку, он все в миг потратить, а накопить не сможет. Бедный на то и бедный, что бы на богатых смотреть и завидовать, они, конечно, завидовать будут, но некоторых это зависть подтолкнет стать тоже богатыми. Вот я живу и не умираю, а потому что, один богатых на тысячу бедных людей, вот такая тут простоя философия. А что про честь, у нас честь богатая. Все в этом мире делится на богатое и бедное…». Тут его размышления прервал удар в бок, он оглянулся и поймал взгляд человека. Его глаза были как огонь, пылающий в темной ночи. Они излучали мощь и стойкость, словно два пламенных факела, освещающих его путь. В них можно было увидеть всю его внутреннюю силу и страсть, которая горела внутри него. Они были наполнены непоколебимым уверенностью и решимостью, способные разжигать в других искру надежды и вдохновения. Те, кто смел встретиться с этим огненным взглядом, погружались в огненное море страсти и волнения, окутывающее их полностью. Его глаза были словно отражением его души — сильной, живой и полной желания покорить мир своим пламенем. Тот, кто когда-либо увидел его огненные глаза, уже никогда не сможет забыть этот мужественный взгляд, который сверкал в его глазах. Но после этого столкновения, этот человек с странным портфелем упал на грязный холодный тротуар. «А мне то, что все умирают, всем все ровно, а мне какое дело»-,подумал Коварчиков. «Хех, в этом городе все уже привыкли давно привыкли к смерти, мы народ русский, умирать привыкшие. Да-а. В войне тоже победим, только бедный воюют, а богатые в бой не вступили. Насчет боя. Мне нужно не забыть, в городе какая-то партия странная завелась, которая представляется, как людьми, которые руководили гражданской войной, и как я понял их лидер на данный момент «Троцкий», искать его надо…». Коварчиков обернулся и ужаснулся, трупа уже не было, а портфель остался. Старый портфель был изношенным и потрепанным, словно он пережил множество приключений и путешествий. Его кожа была покрыта мелкими царапинами и потертостями, которые говорили о его долгой истории. Старые металлические пряжки были потускнелы и слегка коррозировали от времени, но по-прежнему надежно держали портфель закрытым. Внутри портфеля пахло стариной и утраченными мечтами. На его подкладке можно было увидеть следы пыли и немного пятен, оставшихся от старых бумаг. Старые отделения для документов и карманы для пера были изношены временем, но их удивительная роскошь и изысканность все еще просматривались сквозь потертые детали. Портфель принадлежал какому-то загадочному и утраченному прошлому, когда дни были пропитаны запахом сигарного дыма и ароматом старых книг. Он казался словно временной капсулой, хранящей древние тайны и забытые воспоминания. В его складках могли быть спрятаны старые письма, полные страсти и тайны, или потертые фотографии, утерянные во времени. Коварчиков открыл портфель и его волосы встали дыбом, дрожащими руками он достал от туда записку, там было написано. «Мертвец уже здесь». Он стоял перед ней, лицо искаженное ужасом, глаза широко раскрыты, словно пытаясь увидеть что-то невидимое. Волосы прилипли к лбу от пота, руки дрожали, а губы издавали бессловесные звуки, несущие безмолвный ужас. Его тело напряжено, словно каждая клетка в нем кричала о бегстве от неведомой угрозы. И в тот момент она поняла, что его душа утратила последний остаток спокойствия, а разум был затменен лишь одним чувством — страхом. «Что за черт, кто он или может что он?». Начал думать Коварчиков. «Не ужели ли это тот самый «Троцкий», или…Нет этого не может быть, такого не бывает, это точно какой то гитлеровец, который хочет посеять ужас в нас, и решил начать с власти, человек явно он умный, притворился мертвецом, упал, скрылся, я даже не запомнил, как он выглядел, только портфель бросился в глаза, и вот главная улика у меня в руках, но он явно ошибся, я не просто так работаю в НКВД таких, как он я как орешки щелкаю. Хех. И где он может скрываться, явно в бедной квартирки, чтобы внимание меньше привлекать, я бы так и сделал, был бы он умнее он меня не коснулся значит я могу прочитать его. Да только, много пустых квартир есть, мало ли где, да только мы обыщем самые не приметный, это очень легко, просто дам приказ обыскать квартиры. А те которые не посчитают нужным обыскать, те и не приметные. Я всегда так делал, и всегда срабатывала. Зуб даю завтра он ужу будет моим. Надо устроить охоту на «труп», посмотрим, как он побегает.». Тут Коварчиков развернулся и пошёл уже в знакомый отдел НКВД, где он мог делать, практически всё, что хотел, а если он ещё охоту откроет, то могут и повысить. Коварчиков зашел в отдел НКВД и сразу объявил о принятом решении. Тут к нему подошёл Леонид, отдал честь и стал говорить.
— Здравствуйте, Анатолий Игнатьевич, я рад, что вы отдали данный приказ, ведь у меня похожее дело, точнее я занимаюсь этой «партией», но с вашем блистательным умом, мы быстро поймаем его.
— Да, да, завтра он уже будет у нас. Гордо проговорил Коварчиков. Множество сотрудников отправились проверять квартиры по всему Ленинграду.
Глава III
После своего убийство Кремнев отправился, в дом одной семейки, которым поможет добытое им пропитание. Он подкинул им хлеб под окно и ушёл. «Я убил её не потому, что я какой то жуткий маньяк и предатель, нет. Все очень просто, я давно её приметил, мучилась она от голода сильно, но жила, да лучше умереть, тем мучится очень долго, но всё ровно умереть. Почему именно веревка, да так их убивать легче, нож или пистолет, была бы кровь,
