приблизились вражеские всадники. Затем вскочил и бросил гранату. Но выдернуть шашку из ножен не успел…
Дико, нечеловечески возопил Труфанов, теряя рассудок, и ринулся к мотоциклам с поднятыми руками. Яков, Антип и Сергей Мамаев метнулись к речке. Конные пустились им наперерез. И тут, в суматохе, произошло непредвиденное! Пулемётчики, не давая красноармейцам скрыться, застрочили вдогон. И накрыли всадников! Гулко, с маху ударились о землю две лошади, и послышался… русский мат! «Предатели-полицаи», — догадался Яков. И вслед за товарищами кубарем скатился к шумящей воде.
Течение стремительно понесло вниз. Под отяжелевшими сапогами туго сплетались ледяные придонные струи. От озноба у Якова перехватило дыхание. Держась на плаву, огребался, что было мочи. За поворотом, на отмели, он поднялся и, борясь с напором воды, побрёл вслед за Антипом и Сергеем к шатрам боярышника, нависающим над противоположным берегом. Где-то сзади пророкотали пулемёты. Ракета померкла. Очевидно, погоня оборвалась.
Молча и торопливо, каждый по-своему переживая минуты стычки с немцами, вылили из сапог грязевую жижу и перемотали отжатые портянки. Яков, с трудом двигая сведённой судорогой челюстью, невнятно спросил:
— В какой стороне наши? Голова шумит. Не могу сообразить…
— Пойдём вдоль речки, — предложил Мамаев, худощавый, красивый парень, не унывающий ни в каких ситуациях.
— Правильно, — согласился Антип, шаря по карманам штанов, и вдруг выругался. — Граната… Потерялась, холера!
— Как потерялась? — недоумённо спросил Сергей.
— А хрен его знает! Должно, водой вырвало.
— Хоть штаны остались! И то хорошо…
Шли всю ночь, изредка делая передышки. В зыбком утреннем свете обозначился горный кряж, поросший лесом. Берег выровнялся, и там, где река расширялась, за кукурузным полем завиднелось село. Просторная долина переходила в пристепье. Стало ясно, что заблудились. Мамаев вызвался пробраться к домам и разузнать дорогу на Хадыженскую.
Ни через час, ни к полудню Сергей не вернулся. Когда же заметили на просёлке, петляющем в сторону перевала, грузовики с немецкими солдатами, поняли, что он или арестован, или отсиживается до темноты.
Перекоротали день. Ждали товарища до глубокой ночи. Дальше оставаться у села, занятого врагом, было бессмысленно. Переправились через реку, и пошли к югу, придерживаясь большака.
Извечным своим порядком поворачивались в ночной выси созвездия. А у горизонта, откуда несло нефтяной гарью, небо казалось непривычно низким, оттого, наверное, что подпирали его два столба прожекторов. Доносился орудийный гул. Смертная вершилась жатва. И всё крепче охватывало души казаков смятение.
Кукурузные початки, сломленные по дороге, чуть уняли голод. Нестерпимо мучила жажда, и хотелось курить. Сосредоточенно-злой прихрамывал Яков, опираясь на палку. Размеренно шагал Антип. А между тем до горного кряжа, темнеющего зубцами вершин, по-прежнему было неблизко.
Углядели и опасливо обминули решетчатые фермы нефтяной вышки. Ещё недавно тут полыхал пожар. Пахло горелой землёй, мазутом, едким химическим веществом, от которого пресекалось дыхание.
Торопились из последних сил! А слева уже светлела кромка небосвода, на фоне которой отчётливо обозначились высокие дымы. Двигались наугад… Всё в жизни стало наугад!
С пригорка потянуло трупным смрадом. На пути зачернел противотанковый ров. Окатило страхом при виде многочисленных солдатских тел, застывших в случайных позах. Заполошно вскарабкались наверх, вонзая пальцы в сухую глину крутой стенки.
— Куда нас несёт? — остановился Антип, тяжело дыша. — Фронт чёрт-те где! Давай тулиться к селениям. Спрячемся у кого-нибудь. Может, лошадей стырим! На верную смерть бредём…
— А сталинский приказ? Нет! Или пробьёмся к своим, или… Ты что, хочешь, чтобы нас за дезертиров посчитали?
— Нас, Яшка, уже похоронили!
— Не ной!
Антип ругнулся и догнал товарища.
Подвернувшаяся под ноги тропа поманила к балочке. Солонил во рту низинный воздух. Между кулиг ряски проблескивали лысины воды. Бился о скаты, дребезжал порожним ведром дурашливый стрекот лягушек. Ночь редела. Перед казаками вытаяло белёными стенами хат раскидистое село. Улицы гнулись по возвышенности.
— Станица, — ободрился Антип. — Видишь, на площади церква?
Шумно стлался под сапогами рослый ковыль. Отрезок целины вывел к углу старого сада. За ним открывалась околица. По бурьяну подошли к крайнему огороду, обнесённому каменным забором. Замерли, вслушиваясь в предзоревую тишину. Неожиданно послышались мелодические звуки.
— Никак губная гармошка? — насторожился Антип.
— Похоже.
Яков попятился, охваченный недобрым предчувствием, как будто заранее знал, что сейчас…
Из-за каменного забора поднялись двое в чёрной форме.
— Стоять! Руки вверх!
Яков успел первый выстрелить из пистолета и бросился назад, слыша, как Антип за спиной ломает на бегу бурьян. Вслед им засвистели пули. На краю сада Яков обернулся и понял, что в погоню пустился только один дозорный. Напарник его либо ранен, либо умотал за подкреплением.
Антип, держа у плеча карабин, спрятался за ствол старой яблони. Яков укрылся за соседним деревом. Полицай припал в конопляник.
— Уберу его. Иначе не оторвёмся, — прошептал Антип и легко, по-обезьяньи взобрался на нижнюю ветку. По оживлённому лицу и по тому, как старательно метился товарищ, Яков догадался, что постовой ему виден. Резко отдался в саду выстрел.
— Готов! — вскрикнул Антип и неспеша спрыгнул на землю. — Аж пилотка отлетела!
Следом грянула винтовка полицая! Антип шатнулся и… уронил оружие. Яков моментально выпалил в сторону стрелявшего предателя.
Тот, кого товарищ посчитал убитым, привстав, сам выцелил его и сразил. Яков подхватил Антипа, замечая, как продырявленную ниже левой ключицы гимнастёрку пропитывает кровь. Казак протяжно, хлиписто втянул воздух и, точно желая высвободиться, судорожно дёрнулся и обмяк всем телом…
Яков подпустил бегущих полицаев поближе и швырнул последнюю гранату. Взрыв пригвоздил их к земле. Не медля, он бросился по саду наискось, чтобы потеряться за деревьями. Позади него забухали винтовки. Несколько раз дзинькнули пули, отрикошетив от веток.
Строй яблонь разомкнулся внезапно. Под уклоном блеснул продолговатый овал пруда. Опасаясь засады, в стороне от плотины Яков пересёк теклину водосброса. В густых зарослях борщевника, скрывших его с головой, держался терпкий, дремотный, слегка дурманящий запах. Спустя несколько минут из сада выбежали преследующие. Их было семеро. Посовещавшись, полицаи дружно двинулись к водосбросу, но почему-то передумали и, громко топоча сапогами, пустились в конец пруда, к зарослям ивняка. Долго следил Яков за удаляющимися чёрными фигурами, стоял, как вкопанный, пока не замлела вытянутая рука, сжимавшая рукоятку пистолета…
В самую жару окольной дорогой к пруду подошли трое мальчишек. Загорелые, как дьяволята, они растелешились, искупались и, взяв майки в руки, спустились к водосбросу. Над быстроводным ручьём согнулись щуплые спины. Сквозь хлюпки просыпались оживлённые возгласы.
— Ой, укусил, сатанюка! Здоро-овый рак!
— Ну, что ты мешаешь! Лезешь уперёд! Козёл ещё…
— Лёнька,
