А муж есть у вас?
Второй раз в этот день и в своей жизни Нина ответила:
— Нет.
— А я тут живу, за большим камнем. Старый наш дом сгорел. Теперь у меня новый.
Она стояла теперь перед Ниной в синем костюмчике, с модной сумкой. Только и было в ней от прежнего — шелковый платок с большой бахромой, но на Нину вдруг пахнуло запахом горящих листьев, свежего айрана, жареной кукурузы — сладким духом старого карачаевского дома.
— Приходите ко мне, — сказала Мардзият, — я одна живу. Очень приятно будет.
Нина смотрела ей вслед. Мардзият шла словно плыла, высоко подняв голову, как ходят все женщины-горянки.
7
Глубокой ночью зазвонил телефон. Ночные звонки всегда тревожные. Сонная Эвника опрокинула на постель пепельницу, полную окурков, запуталась в телефонном шнуре и, прижимая к уху трубку не той стороной, кричала что-то невнятное. Георгий отобрал у нее аппарат. Звонили из управления. В одном из поселков строительства Гюмет — Аван горел двухэтажный дом, общежитие рабочих. Сведения передали по телефону. Потушить пожар не удается. Есть ли жертвы, пока неизвестно. Георгий потребовал машину.
Он оделся, вытащил из шифоньера пиджак. Ночь стояла жаркая, неподвижная.
Но кто знает, что там могло быть, на голом, каменистом плато, где со всех сторон дуют ветры. Дом поставлен на скорую руку, заселен сезонными рабочими. Многие приехали с семьями, с детьми.
Снова зазвонил телефон. Говорил начальник пожарной охраны управления. Жертв нет. Пожар возник, скорее всего, от неисправности электропроводки. Дом уже догорает, но расследование лучше всего провести по горячим следам.
— Да, да, да, — коротко отвечал в трубку Георгий.
Эвника сидела на кровати, и ресницы ее тревожно вскидывались при каждом отрывистом слове Георгия. Он положил трубку и почувствовал, как холодный пот струйкой потек по спине.
— У тебя будут неприятности?
Георгий глубоко вздохнул. Жертв не было.
— У меня никогда не бывает неприятностей.
Эвника досадливо поморщилась:
— Не говори со мной, как с ребенком.
— У меня за последние шесть месяцев два выговора. Ты это имеешь в виду?
Она испуганно вскрикнула:
— Неправда. Не шути так!
Георгий рассовывал по карманам сигареты и спички.
— Ты сегодня вернешься?
Растрепанная, в одной сорочке, она сидела среди жарких сбитых простынь. А наверху, в горах, в этот час гуляют хрустальные ветры!
Он поднял Эвнику на руки. Простыни потянулись за ней, подушка упала на пол.
— Поедем со мной. Все равно ночь разбилась.
Ночь разбилась не только для них. Шофер с улицы кричал:
— Георгий Степанович, машина здесь!.. Шлепая босыми ногами, с уличного балкона-лоджии прибежал разбуженный Левик, сын Эвники:
— Там машина пришла.
— Я сейчас оденусь, — торопливо сказала Эвника. — Ты подожди внизу.
С балконов дома свешивались черные лохматые головы. Где-то заплакал ребенок. Высунулась в окно заспанная старуха и громко ругала шофера:
— Ах ты собака, собачий сын!..
Шофер дежурной машины, молодой, круглолицый, задрав голову, кричал ей в ответ, тряся растопыренной ладонью:
— А что делать, если гудеть в городе нельзя? А что делать…
Эвника принесла теплую куртку Георгия и свое пальто. В эту жару прикасаться к шерстяным вещам было неприятно. Их закинули подальше на сиденье. Георгий по привычке сел рядом с шофером.
Дежурная «Волга», не избалованная, не украшенная ни цветком, ни безделушкой, работяга, проворно побежала по пустым улицам, немного попыхтев, взяла первый крутой подъем при выезде из города и потом, уже не замедляя хода, ехала по серпантину вверх и вверх, пока не выбралась на широкое плато. И тут сразу ударил в окна прохладный ветер, обсушил влажную кожу, засвистел в окна.
Шофер остановил машину, поднял крышку капота, а заодно открыл все дверцы, чтоб выветрить жаркий воздух долины.
Пока он копался в машине, Георгий и Эвника стояли над котловиной, в которой спал город. А на зеленом небе уже выступил плавный двуглавый Арарат.
— Видишь, там внизу новая ТЭЦ? — сказал Георгий.
Эвника отодвинулась от него. Георгий не понял ее движения. Он обхватил ее за плечи и пригнул, чтоб ей легче было рассмотреть темный силуэт котла, очертания напорной башни, ажурные металлические конструкции — все это мощное хозяйство, которому расстояние придало четкость классического индустриального пейзажа.
— Гордись своим мужем. Ничего на этом месте не было…
Не дав ему договорить, Эвника резко вывернулась из-под его руки.
— Что с тобой? — спросил Георгий.
— Ты сам должен знать.
Она вскинула голову и пошла к машине. Георгий схватил ее за руку. Он не сразу понял смысл нанесенного ей оскорбления, которое, по ее словам, уловил и шофер и все, кто видел, как она тряслась на заднем сиденье, в то время как он, Георгий, сидел впереди, рядом с шофером. Если двое едут в машине, то муж должен сидеть рядом с женой. Таковы правила.
— Какое это имеет значение? — спросил он, несколько ошеломленный.
Эвника была настолько тверда в своем убеждении, что ему пришлось оправдываться.
— Я никогда об этом не слышал.
— Можно подумать, ты не был женат.
— Нина мне этого не говорила.
— Ей было все равно, где ты сидишь, ей было все равно, куда ты ходишь…
Георгий закрыл рукой ее маленький, горько искривленный рот. Она снова казалась девочкой, которая легко огорчалась по пустякам и так же легко смеялась в следующую минуту. Он сел рядом с ней, удивленный и растроганный. Сидеть на заднем сиденье было непривычно и нелегко. Георгий любил следить за надвигающейся дорогой. Но теперь ему выбирать не приходилось.
Ехали, ехали. Все стало розовым — вода Авана, и горы вокруг озера, и скалистый остров, который давно уже соединился с берегом и назывался островом только по старой памяти. Аван сильно обмелел. Обнажившийся берег светлым кольцом опоясывал озеро. Выпущенная из него вода заставила работать шесть мощных, расположенных каскадом, электростанций. Поэтому река Гюмет должна сделать крутой поворот, пройти через скалы по пятидесятикилометровому тоннелю и отдать свои воды Авану.
Один из участков строительства Гюмет — Аван залег в округлых синеватых горах. Издали следы человека едва заметны. Группа белых домиков, пирамидка черной, извлеченной из глубины породы, тоненькая полоска узкоколейки, навесы над мешками с цементом — все маленькое и будто временное на вечной, неподвижной земле, под чистейшим небом.
В поселке было то особое, необычное возбуждение, какое бывает, когда нормальное, будничное течение жизни нарушается стихийным событием. У строительной конторы уже стояли две машины. Прибыло районное начальство. Последние метры до конторы ехали медленно. Машина почти расталкивала людей, забегающих вперед и заглядывающих в окна.
Начальник строительства открыл дверцу.
— Вот какое происшествие, — повинился он, — что будешь делать: огонь!
Люди, собравшиеся вокруг машины, загрустили, завздыхали.
Старик с широким
