к слову, тоже. — Следишь за ней?
— Зачем за вами следить, девчонки? — засмеялся Федос, проигнорировав заметную агрессию вкупе с недоверием в тоне моей подруги. — Поменьше выкладывайте фотографий с геотегами, никто не найдёт, — просиял он, ткнув в экран телефона, где красовалась моя фотография деревьев Летнего сада, сделанная двумя часами раньше, на том самом месте, где мы сидели. — Хотя тебя, конфета, я всё равно отыщу, хоть на дне морском, хоть в космосе.
Глава 11
Не успели мы свернуть с Марсового поля на Дворцовую набережную, как в лицо ударил прохладный ветер.
— П-ф-ф, — поморщилась я.
Тут же на меня была надета толстовка Федоса, которая оказалась мне почти по колено.
— Я в ней, как гном-переросток, — проворчала я, старательно подворачивая рукава.
— Перестань обзывать мою Конфету, гадкий карлик, — съёрничал Федос и внезапно поцеловал меня в нос с громким, выразительным чмоком. — О! — вдруг замер Федос, уставившись сквозь ограду Мраморного дворца. — Смотри, Илья Муромец.
Я обернулась, увидела печально известный гротескный памятник Александру III.
— Это памятник Александру III, архитектора Паоло Трубецкого, который справедливо считают антитезой знаменитого стремительного порыва и горделивого воплощения самодержавия Фальконе, — достала я из памяти знания по истории искусств, полученные в средней школе, которые в реальной жизни мне ещё ни разу не пригодились.
— А-а-а, — протянул Федос, покосился на громадину, потом на меня, следом вздохнул.
— Антитеза — это противопоставление, стилистическая фигура контраста в художественной или ораторской речи, заключающаяся в резком противопоставлении…
— А-а-а! — фыркнул мой, немного ошарашенный спутник. — Это который: Стоит на площади комод, На комоде — бегемот, На бегемоте — обормот, На обормоте — шапка!
— Точно, — засмеялась я.
— Я помню, ты рассказывала, — засиял Федос, едва в ладоши не захлопав от восторга.
Пришла моя очередь удивляться, я ничего такого не помнила. В детстве мы говорили с Федосом о чём угодно, например, можно ли умереть, если сварить и съесть только что убитого голубя. Я утверждала, что непременно. Голуби, между прочим, переносят болезни, в том числе передающиеся людям, например, орнитоз, туляремию и псевдотуберкулёз. Мне об этом рассказала мама, так что сомневаться не приходилось. Федос же с приятелями-обормотами сомневались в научных фактах в моём изложении. Хорошо, что поставить эксперимент на собственных желудках не рискнули.
— Ты Маргарите лекции по истории Петербурга читала каждую среду, — напомнил он. — Я иногда подслушивал.
— Правда? — опешила я.
Вообще-то, я помнила, что иногда на подоконнике коридора, как раз напротив кухни, сидел Федос, важно разглядывая двор-колодец, крыши близлежащих домов и окна соседей. Но никогда не соотносила свои восторженные рассказы соседке, которая никогда не отказывалась выслушать меня, — в отличие от постоянно работающей мамы и занятой бабушки, — и соседского мальчишку. Разве станет сам Федос тратить своё время на разглагольствования мелкой соседки, которую и замечал-то только когда с ней случалась неприятность.
— Ты такая умная была, — кивнул Федос. — Очень интересно рассказывала. Мне нравилось!
— Я могла бы и тебе рассказать, если бы попросил…
— Ты что! Ты такая важная была, не подходи, — заржал на всю набережную Федос, от чего я засмеялась вместе с ним. — Клоп такой, у ремня макушку не видать, — стукнул себя по поясу Федос, приукрасив разницу в нашем росте. — Колготки всегда белые-белые, будто в школу не ходила, юбка в складочку, вообще не мятая, жилетка с эмблемой гимназии — хоть завтра в бойскауты принимай. Стоит и важно вещает про цветок Ринальди. Я, кстати, потом ходил, искал, как дурак, этот цветок и не нашёл.
— Могу показать, — довольно улыбнулась я. — До базилики рукой подать. *
— Покажи, — кивнул Федос.
Пока мы шли в сторону Невского проспекта по дворцовой набережной, мимо пяти зданий Эрмитажа, я рассказывала всё, что всплывало в памяти, с гордостью понимая, что кажется, не зря много лет учила историю искусств. Пригодилось! Я сумела увлечь целого Федоса. А это даже покруче, чем какого-то Криса Хемсворта — пусть последний сидит в свой Австралии. Мне было отлично здесь, на берегах Невы, в которой отражались белёсые облака на светло-дымчатом небе.
Более того, оказалось, в детстве Федос с интересом слушал мои мини-лекции Маргарите, просиживая на подоконнике в общем пользовании коммунальной квартиры. Вот так открытие. Чудеса, да и только!
Невский проспект встретил глазеющими по сторонам гостями города, шумными компаниями молодёжи, уличными музыкантами, которые встречались буквально на каждом шагу. Здесь играли рок-н-ролл, развлекая прогуливающихся, там — классическую музыку, ублажая слух эстетов, а чуть дальше звучали песни, порвавшие чарты этим летом.
После того, как я показала тот самый загадочный цветок Ринальди, Федос смотрел на него, не моргая, минуты три, в конце же оглушительно заржал:
— И вот этот венок из серпа и колоса и есть «цветок Ринальди»?!
— Да, — прыснула я, уткнувшись лбом в грудную клетку Федоса, едва не пискнув от удовольствия от того, что тёплая ладонь легла на мои плечи, слегка прижимая к сильному телу. И от запаха парфюма, наверняка дорогого, но главное — ставшего привычным за последнюю пару недель.
— Класс, чо, — охарактеризовал увиденное начинающий искусствовед.
Потом мы топтались среди торговцев картинами, расположившимися тут же, на Невском, рядом с церковью. У некоторых работ я застывала, в основном у пейзажей Петербурга, мест, где я бывала ни один, ни два и даже ни сто раз в своей жизни. Чувствовала, как начали покалывать кончики пальцев — хотелось отправиться туда же, прихватив с собой мольберт, принадлежности для рисования, пару бутербродов и термос с чаем. Но я давно решила, что рисовать больше не стану, только если наброски в скетчбук, который чаще всего болтался в моей сумке, как и набор простых карандашей разной жёсткости, просто чтобы снять охотку.
Пора было думать о будущем, если не в глобальном смысле — семья, дети, ипотека, — то хотя бы о завтрашнем дне. Найти денег на курсы бровистов или мастера маникюра и педикюра. А что? Отличная идея — штамповать репродукции «Купание красного коня» Петрова-Водкина на ногтях больших пальцев ног или «Утро в сосновом лесу» Шишкина на указательных. Что заказчик пожелает.
Всю жизнь я считала, что буду художницей, мечтала не выпускать кисти из рук. Меня не смущали вечно обляпанные пальцы, мешковатая, со следами краски, одежда, когда тащишься через весь
