убедившаяся, что перед ней «жених» Анны-Марии, буквально растаяла — ее можно было попросить о чем угодно, но, к сожалению сыщика, нам пришлось уйти.
— Ты видел ее глаза? — мечтательно спросил он, не в силах сдерживать эмоции.
— Видел. Большие, голубые — красивые. А как же Ира?
— Ира — обманщица, — отмахнулся сыщик. — Здесь — искренность.
Настал мой черед закатывать глаза. К тому же куски головоломки никак не хотели складываться, а впереди уже маячило двухэтажное строение — полицейское управление Вельска.
И у самого входа мы столкнулись с офицером, который пытался задержать нас утром. Недолго думая, он дунул в свисток и вокруг нас собралось человек пять в форме.
— А утром было всего трое, — заметил я. — Я знаю, что вы получили телеграмму. Верните наши вещи.
— Может быть, — он едва заметно кивнул и один из полицейских крепко вдарил под ребра сыщику, — если бы я был здесь сам по себе, то я бы подумал над твоими словами. Может быть, — следующий удар, едва не сваливший меня с ног, я даже не успел увидеть, а в глазах уже потемнело, — если бы не было этого маленького утреннего инцидента — мы бы с вами двумя преспокойно договорились. Но, — я услышал, как звякнули наручники и их защелкнули у нас на запястьях, — всего этого не было. А что до записок из столицы — можете ими подтереться!
Признавать поражение неприятно. Особенно давит чужое преимущество, полученное нечестным путем.
Продажность полицейских в Империи мне была знакома не понаслышке. Дитер фон Кляйстер, известный ростовщик и владелец таверны «Дохлый Удильщик», преспокойно держал у себя в кармане все отделение, которое отвечало за безопасность в районе порта.
Я не знаю, сколько он платил начальнику отделения, но его оказалось легко перекупить. И потому предложил офицеру:
— Сколько вы хотите за нашу свободу?
Неожиданно я получил в ответ еще один очень болезненный тычок со спины:
— Мелкий наглец, — услышал я презрительный ответ. — Мой отец служил в полиции и мой дед. И оба они чтили настоящий дворян, а не всяких выскочек вроде Новикова. И тебя. Жаль, тебя нельзя сгноить здесь! Посиди-ка денек-другой, пока мадам Хворостова не решит простить вас.
С этими словами нас обоих отправили в общую камеру, где сидели еще двое. Грязные жилетки и брюки, заросшие жесткой щетиной лица. Обоим было под сорок, судя по виду, и каждый из этой парочки мог без проблем уговорить бутылочку чего-то крепкого под вечер без особых последствий.
Но сейчас от них ничем не пахло. И все же, когда сняли наручники, мы с Быковым решили сесть от них подальше.
— Вот стерва, — процедил сквозь зубы сыщик. — Все-таки упекла нас! И ты тоже хорош — хваленая телеграмма! Вот она теперь где. И что делать будем?
— Думать будем, — ответил я.
Последовала короткая пауза, которую сопровождал весьма выразительный взгляд сыщика. Я не выдержал:
— Тебя не на экскурсию брали. А как раз ради таких случаев, когда надо шевелить мозгами. Извини, но я не могу сейчас даже общую картину представить!
— Тише там! — рявкнул полицейский, проходивший снаружи.
— Да пошел ты, — вяло буркнул сиделец из угла камеры.
— Общую картину? Хворостова держит за одно место всю полицию здесь, но все же у Новикова хватает смелости качать права, — начал рассуждать Быков. — Но хочешь знать мое мнение? Давай найдем какие-нибудь доказательства, чтобы эту Хворостову отправить в столицу. Мы сделаем массу добрых дел разом.
— Ты хочешь сосредоточить усилия на поиске компромата? — удивился я.
— О, господа! — второй сиделец решил подключиться к нашей беседе: — Поиски — это наше все! Мы готовы вам помочь за скромную плату!
— Отстань, — я отпихнул мужика в сторону. — Не лезь не в свое дело.
— Экий выискался, — обиженно ответил тот.
— Не видишь, это благородные, — одернул его первый. — О графьях рассуждают!
— А может, они политические? — прищурился второй. Я чуть не подавился, услышав это:
— Может, тебе пару ребер сломать, чтобы научить не лезть, куда не просят?
— Тихо там! — снова прикрикнул на нас дежурный. — Иначе все четверо получите.
— Если твой отец и дед не служат «истинным дворянам» — лучше не суйся, — злобно крикнул я ему. — Целее будешь. Твой начальник получил телеграмму из столицы и проигнорировал ее содержимое. Это будет стоить ему места. И свободы, скорее всего. Будь благоразумен.
— Да знаю я, кто вы, — негромко сказал дежурный, подойдя чуть ближе. — Скажу честно — не повезло вам влезть в это дерьмо. Хворостовы с Новиковыми всегда на ножах были.
— Спасибо, — кивнул я. — Но я уже был в гостях у Евлампии, и она успела мне все рассказать. И у Новикова я был. Чудесная ситуация. Но вашему начальнику...
— Денис Профирьевич, как бы вам сказать... жертва обстоятельств.
— Не оправдывайте его. Жертва обстоятельств действует слишком рьяно для своего положения, — я положил руки на перекладину между решетками. — Сколько нам здесь еще сидеть?
— Панкратов, на место! — офицер прогнал служивого и подошел сам: — Сколько я захочу, столько и будете, — он гаденько улыбнулся.
Я всмотрелся в серые глаза без единой искорки. Если Новиков пошутил, что я маньяк, то сейчас перед собой я видел садиста. Сдержанного, сжатого и скованного — но, если ему дать волю, замучает до смерти.
Смотрел он не моргая, а я чувствовал, что ненависть к Денису Порфирьевичу только что стала сильнее всех остальных моих чувств.
— Сядь уже, — одернул меня сыщик. — Не цепляйся к ним. Здесь у тебя нет покровителей, которые могут вытащить из тюрьмы.
— А тебе не хочется выяснить, что здесь на самом деле происходит? — вдруг спросил я.
— Зачем? — удивился Быков. — У нас четкая задача в двух вариантах: привезти согласие Новикова или доказательства его злодеяний.
— Злодеяния Новикова? — басовито посмеялся второй сиделец. — Шутить изволите?
— Нет, почему?
— Нашли злодея, тоже мне, — продолжил забавляться он, потирая заросшее лицо. — Он людям помогает. Кому-то надежду дает. А нас вот схватили — даже дойти не успели до места...
— Тише ты! — цыкнул на него другой. — Не трепись. Мало ли. Подсадные могут быть. Их
