весям Зайковского района они болтали обо мне всякую чушь. Договорились до того, что обвинили меня в безыдейности и формализме, а также в непролетарском происхождении. Дескать мой отец был подкулачником, сестра с братом сидели в тюрьме, а тесть служил у Колчака.
Со всей ответственностью, товарищ Сталин, заявляю, что сказанное Капустиным и Алленом самая наглая ложь и провокация!
У меня есть кое-какие выходы, я проверил по первоисточникам, насколько идеологически чисты были родственники тов. Капустина, а заодно и тов. Аллена. Мне открылась душераздирающая картина! Оказывается, председатель Капустин происходит из самой что ни на есть вредной, антинародной и контрреволюционной среды. Его отец до революции был старостой купеческой управы, а сынок, убоявшись советской власти, сменил фамилию, обманом втерся в доверие и таким же обманом получил председательскую должность. И этот купчина толстопузый обвиняет меня, сына середняка в формализме? Не слишком ли он о себе возомнил? С другой стороны, брань не дым – глаза не ест, обвиняй в чем угодно, зачем же с работы гнать?
Теперь товарищ Аллен. С ним история намного интересней. Во-первых, пусть кто-нибудь объяснит мне, как человек с немецкой фамилией, отец и мать которого чистопородные немцы, смог затесаться в ряды Красной Армии. И, во-вторых, пусть этот кто-то скажет еще, как человека с такой биографией допустили на фронт, командовать отрядом?
Мне удалось разговорить тов. Б. Васюкина, бывшего сослуживца Аллена еще по тем временам, когда тот работал в колхозе. После двух стаканов водки, которые тов. Васюкин выпил не закусывая, он сообщил мне, что Аллен, придя с войны, в беседах с ним злостно и дерзко отзывался о советском народе, обзывая солдат, которыми он командовал, всякими ругательными словами – разбойниками, свиньями, изнасилователями несовершеннолетних и прочей непечатной руганью.
Надо быть совершенно слепым или абсолютно глупым, или в корне непорядочным человеком, чтобы не уразуметь на чью мельницу льет воду тов. Аллен. О таких вредных речах давно следовало сообщить, куда следует. Впрочем, видя с какой охотой Васюкин поглощал водку, я понял, что у него напрочь потеряна ориентация. И здоровое чутье, как оно пропадает у собак, которые заражены бешенством. В сущности, по нему видно, что дело его конченное и долго он не протянет. Кстати, еще он сообщил, что мать Аллена долгое время жила в Лондоне и происхождение у нее кулацко-бандитское, конкретнее он рассказать затруднился.
Как можно понять, этих двух людей связывает единство сомнительного происхождения и общность интересов в настоящее время. На первом месте у них – не интересы партии, и советский народ они не любят. А любят красивую жизнь и большие доходы. И личным врагом для них делается каждый, кто смеет выступить против их шкурного, карьерного интереса. Они обманывают партию, товарищ Сталин, лгут народу и Вам.
В 1937 году на Урале была раскрыта и обезврежена контрреволюционная фашистская террористическо-повстанческая организация церковников, куда входили бывшие меньшевики и эсеры. Но вместо них стали возникать другие не менее антипартийные группы приспособленцев. Во главе Зайковской группы правых уклонистов, возникшей вполне вероятно уже давно, стоит явный агент политики Уолл-стрита Г. Аллен.
Совсем недавно выяснилось, что затронут вопрос о моем исключении из партии. Тов. Капустин на закрытом заседании, куда меня почему-то не пригласили, заявил о моей политической неблагонадежности и поставил вопрос ребром. Такого поворота событий я, признаться, от них не ожидал.
Товарищ Сталин! Для меня, как и для каждого члена ВКП(б) вопрос о членстве в партии имеет принципиальное значение, поскольку вся моя сознательная жизнь тесно связана с комсомолом и партией. Двадцать пять лет я отдал активной работе в рядах ВКП(б), при этом не имея ни одной ошибки или взыскания. Я сознаю, что допустил серьезный промах и растратил 4279 рублей и 54 копейки. Признаю, что проявил беспринципность и систематически не сдавал выручку в банк, оставляя ее у себя. Но я раскаялся и осознал свой проступок, твердо обещаю, подобного больше не повторится. К тому же я полностью возместил недостачу, как несколькими годами ранее сделал завбазы Бубнов. И однако же, Бубнов устроен на работу и остается в партии, а я лишен всех средств к существованию, и теперь вот жду, когда меня окончательно выдерут с корнем. Не сомневаюсь, что приговор мне уже вынесен, и они выбирают подходящий момент, чтобы его огласить. А может быть понимают, что без боя я не уйду, и готовят ответный удар.
Тут такое дело, товарищ Сталин. Пока я писал к Вам эти строчки, многое передумал. Обвиненения в упадничестве и формализме пусть остаются на совести моих критиков, хотя, надо признать, некоторые из этих обвинений вызваны были моими антипартийными поступками, о чем я теперь крайне сожалею. И вот еще что. Не надо было мне тогда писать в облисполком, а сразу – в УМГБ Свердловской области тов. Суркову. Там работают действительно неутомимые и зоркие стражи рабочего класса и партии, которые быстро бы вывели на чистую воду правых уклонистов и вредителей, пусть и ловко организованных. Но, как известно, из песни слова не выкинешь.
Дорогой и уважаемый, Иосиф Виссарионович, на этом письмо свое заканчиваю. О наших зайковских делах я Вас, как и обещал вначале, проинформировал, о помощи попросил. А вообще, товарищ Сталин, знаете что? Приезжайте к нам в Свердловскую область, лучше прямо в Зайково. Посмотрите, как бурно развивается советский Урал, как справляется с задачами, которые ставит перед ним партийное руководство. У нас тут очень хорошо! Только приезжайте летом, когда потеплеет, климат у нас суровый, чтобы не простудится. Мне и всем жителям Зайковского района очень хотелось бы получить возможность повидать Вас и обсудить проблемы современной райпотребкооперации. А вообще поговорим о чем хотите!
В случае вашего согласия прошу Вас сделать распоряжение Секретариату и позвонить по телефону 9 – 31 в Зайковский райисполком, либо дать телеграмму на имя Данилова Захара Петровича.
Разрешите заранее поблагодарить Вас, Иосиф Виссарионович.
Ваш Захар Данилов.
В щелях Сталинграда
В 1965 году в ознаменовании двадцатой годовщины победы над немцами одна советская газета объявила сбор воспоминаний о «самом памятном дне войны», пообещав напечатать наиболее интересные рассказы. Мы сознательно не называем газету, поскольку для нашей истории это не имеет ровным счетом никакого значения. В то время многие СМИ, а вместе с ними музеи, поисковые звенья, краеведческие кружки, пионерские и комсомольские отряды анонсировали подобного рода памятные мероприятия. Присланные кипы мемуаров передавались затем в музеи: школьные, краеведческие, ведомственные, где про них скоро забывали. Листки покрывались пылью, пока какой-нибудь практичный завхоз не